ЛЯОНАС АШМАНТАС
"АТОМНАЯ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЯ"
I глава из книги
“Боль свободы”
Содержание:
Предисловие В. Шевалдина
Предисловие автора
Тревожные годы
В комиссии по атомной энергетике
Перестройка
Акция “Кольцо жизни” и эксперты МАГАТЭ в Литве
Конференция в Обнинске
Ядерная энергетика и отношение к ней в Литве
Конфронтация не удалась
Блокада и январские события 1991 года
Уроки дипломатии
Первый инцидент
Начало официального диалога
Развязка
Тяжкое бремя собственности
Полемика с авторами “Публичного письма”
Политиканствовали не все
Шаги в цивилизованный мир
Свободу восстановили, социалистическое мышление осталось
Тревожные параллели
В сторону риска...
Предисловие
Ядерная энергия представляет собой зарекомендовавшую себя технологию, которая вносит большой вклад в производство электроэнергии во всем мире. Атомные электростанции действуют более чем в 40 странах, в том числе и в Литве, на территории которой построена Игналинская АЭС.
С восстановлением независимости Литва стала полноправным хозяином ИАЭС, которая для такого небольшого государства поистине является гигантом атомной энергетики. Электростанция производит около 85% электроэнергии, вырабатываемой в Республике и эксплуатирует самые мощные в Европе атомные реакторы РБМК-1500.
Когда проектировались, строились и пускались в работу блоки Игналинской АЭС, никто и представить себе не мог, что они окажутся в независимой Литовской Республике, где отсутствует инфраструктура для обеспечения ее эксплуатации. Без подготовки, в сжатые сроки требовалось принятие и выполнение решений, обеспечивающих безопасную и надежную эксплуатацию станции. АЭС взяла на себя ответственность за обеспечение Литовской Республики более 80% потребности в электроэнергии в сложнейших условиях финансирования, инфляции.
Можно считать появление АЭС в Литве своеобразным “даром судьбы”, который надо использовать для будущего энергетики Литовской Республики. Надо использовать работающие блоки для накопления средств как на снятие с эксплуатации, так и на строительство в будущем новых современных с точки зрения безопасности и экономики блоков, которых сегодня еще нет и в проектах, но после 2000 года они появятся. Надо готовить персонал, который в будущем, используя наш опыт, будет эксплуатировать новые поколения АЭС. Развитие земной цивилизации без энергетики невозможно, и атомная энергетика, пока не открыта более новая технология, является для следующего столетия самой перспективной.
Автор книги, будучи первым министром энергетики независимой Литвы, объективно показал особенности и трудности этого периода деятельности АЭС. Это уже история, и не все получилось, как хотелось бы, но в целом сегодня можно сказать, что атомная энергетика в Литве составляет основу производства электричества, ИАЭС является крупнейшим предприятием, которое известно всему миру и продолжает работать для обеспечения энергетической независимости Литвы.
Книга интересна читателям, которые еще хорошо помнят события пятилетней давности. Интересна она и для будущих читателей, которые должны знать свою историю.
Генеральный директор ИАЭС В. Шевалдин
Предисловие
Порой даже самые отдаленные исторические события бывают очевиднее и получают более единодушную оценку, чем те, которые происходили совсем недавно, можно сказать, вчера. Так случилось и с нашим недалеким прошлым - периодом вступления в Независимость, полным эйфории, впечатляющих деклараций, противоречивых мнений, что в целом мешает сложиться объективному представлению об этом. Кроме того, нам недостает информации, т.к. многие люди, участвовавшие в водовороте важнейших событий, отстранились или были отстранены, сами замолчали или их грубо заставили замолчать. До сих пор существует страх говорить правду, искать истину, свидетельствовать. Именно преодоление страха, сопровождавшего почти все годы оккупации, может иметь решающее значение для будущего независимого и демократического государства.
То, что вы найдете в этой книге, - наблюдения только одного человека, оказавшегося в пучине событий, лишь частица общей картины происходившего, которую хотели бы видеть. Знаю, что найдутся одобряющие люди и будут недовольные, т.к. события, явления и люди всегда оцениваются нами по имеющейся информации, совести и умственному развитию. Со временем все встанет на свои места, и я верю, что мы не повторим тех ужасных ошибок, которые совершались каждым из нас в отдельности и всеми вместе, и которых могло и не быть…
Автор
Атомная электростанция
Обращаясь к событиям, связанным с Игналинской атомной электростанцией (далее в тексте - ИАЭС или АЭС), необходимо заглянуть в прошлое, чтобы понять, как сложно складывались отношения между тогдашними властями Советской Литвы, учеными и руководством ИАЭС, а также курировавшим их “Средмашем”.
Тревожные годы
О предполагаемом строительстве атомной электростанции на территории Литвы разговоры начались в высших эшелонах правления энергетики Литовской ССР в 60-ые годы. Еще до строительства был продуман вопрос о подготовке специалистов, и мы, пять студентов Каунасского политехнического института, при поддержке тогдашнего заместителя председателя комитета по науке и технике ЛССР Ю.Линкайтиса были направлены в Московский энергетический институт для изучения ядерных установок.
Одним из возможных мест строительства атомной электростанции было то, где теперь расположен всем известный город Электренай. Вскоре приняли решение о сооружении там тепловой электростанции. Строительство Литовской ГРЭС началось в 1960 году и окончилось в 1972 году.
Акт о выборе у озера Друкшяй площадки под атомную электростанцию был подписан 17 ответственными руководителями Советской Литвы 29 июня 1973 г.
В Совете Министров Литовской ССР такой выбор был согласован 24 апреля 1974 г. Строительство начато в 1978 г. на основании постановления Совета Министров СССР от 16 сентября 1971 г. После технического и экономического анализа различных площадок, в том числе в Латвии и Белоруссии, пришли к выводу, что по имеющейся инфраструктуре (транспортные магистрали, линии электропередач, строительные материалы и водные ресурсы) место у озера Друкшяй оказалось самым подходящим. Первоначально в поле зрения попала и Ариогала, предполагалось даже использование воды Куршского залива…
Проектировщики предлагали строить четыре энергоблока мощностью по 1000 МВт (мегаватт) каждый. Литва никак не могла повлиять в вопросе о выборе типа реактора. Проектировщики же надеялись Игналинскую АЭС превратить в филиал Ленинградской атомной электростанции.
Между прочим, не было своего мнения у Литвы и потому, что еще не существовало структур, которые консультировали бы Правительство. Все было пущено на самотек, что и предрешило для Литвы реакторы типа РБМК (реактор большой мощности канальный). Когда в Москве приняли решение о строительстве такого типа реакторов, мне, уже работающему в Институте физико-технических проблем энергетики, звонили ответственные должностные лица республики и интересовались расшифровкой аббревиатуры - РБМК. Итак, исходя из энергетических потребностей в тогдашних условиях удавалось достичь для Литвы определенной пользы, но не хватало технической прозорливости, как и каким путем это делать.
Уже с началом проектных работ конструкторы нашли достаточно простой и эффективный способ повышения мощности в 1,5 раза, сохраняя объем реактора. В начале 80-ых гг. Комитет по атомной энергетике СССР принял решение о строительстве четырех блоков мощностью уже по 1500 МВт каждый. Предусматривалось строительство в два этапа - по 3000 МВт. Предварительные подсчеты показали, что озеро Друкшяй не в состоянии выполнять роль охладителя, нарушится и его экологическое равновесие.
Тогда и вплоть до распада СССР преобладала атмосфера секретности. Секретность особенно окружала атомную энергетику. Везде здесь нужен был так называемый допуск. Допуски, приоткрывавшие завесу секретности, были нескольких степеней, и я испытал это на себе.
Во время учебы в Московском энергетическом институте я должен был пройти практику на Воронежской АЭС, но до самого последнего момента никто не знал, поеду я туда или нет. Оказалось, что подозрения вызвала смерть моего отца, преподавателя Вильнюсского университета, Андрюса Ашмантаса. Он умер в 1941 году, после оккупации Вильнюса русскими. Возникла даже мысль о возможной смене специальности. Но за день до отъезда все было решено.
Позже, когда я уже работал, секретную информацию о положении в атомной энергетике удавалось получить у знакомых и бывших однокурсников. Многие вести вызывали беспокойство. Например, сообщение о большой утечке радиоактивных веществ на Ленинградской АЭС. Мне довелось ознакомиться с этой электростанцией уже во время ремонта реактора. Я ознакомился и с частью проектных документов ИАЭС, так как не все из них посылались в Литву. Правительство республики поручило Академии наук Литвы представить по этим документам замечания и предложения, тем самым как бы делясь ответственностью и облегчая себе путь к намеченному строительству.
Из-за отсутствия квалификации никто в Литве не вникал в технические проблемы, но тем не менее в 1976 году в Комиссии по атомной энергетике при Президиуме Наук ЛССР уже были серьезные специалисты в области охраны окружающей среды.
Это связано с ИАЭС. В 1973 году я был вызван в Центральный Комитет КПЛ, где заполнил анкету и написал автобиографию.
В 1975 году секретарь партийной организации Института физико-технических проблем энергетики кратко и ясно сообщил о том, что получил указание о моем приеме в партию. В марте 1976 года в Каунасском комитете партии я снова написал все данные о своих родственниках, которых знал.
Так как родители жены считаются близкими родственниками, пришлось написать и о них: я указал, что тесть был сослан в лагеря в 1946 году, а позже, в 1956 году, реабилитирован.
В июне 1979 года мне позвонили из Совета Министров и предложили должность референта по атомной энергетике. Я попросил две недели на обдумывание, в течение которых узнал, что мою кандидатуру поддерживает руководство Академии наук (акад. А.Жукаускас) и Энергетическое управление.
Через две недели я прибыл в Совет Министров, где снова заполнял анкету и писал автобиографию. Уверяли, что лагерное заключение тестя не имеет никакого значения.
В октябре я был представлен Ю.Манюшису и Ю.Русенке - тогдашним председателю Совета Министров и его заместителю. Мы договорились, что я приступлю к своим обязанностям после “октябрьских праздников” (в начале ноября).
Договоренность так и не осуществилась: из Правительства я звонка не дождался, а сам не звонил. Хотелось все-таки узнать причину, тем более, что в институте, где я работал, распространились слухи о моей непригодности “из-за родственников”.
Тогда “генерал-губернатором“ Литвы был Н.Дыбенко, и я решил с ним встретиться. На прием к нему удалось записаться только со второй попытки, когда я сказал, что речь пойдет “о кадрах для атомной энергетики”.
Приняли через две недели - 13 08 1980. Выслушав меня, Дыбенко позвонил какому-то “Юозасу Юозасовичюсу”, скорее всего в КГБ, и запросил информацию обо мне. А я тем временем ждал в приемной около 20 минут, в течение которых Дыбенко принял еще двоих. Наконец-то вызвали и меня. Разговор начал издалека, говорил, какой я хороший и нужный специалист, а потом выпалил, что не могу работать, как он сказал, “из-за вашего тестя и родственников с вашей стороны”.
Я понял, что забракован, нужны только мои знания, а не я сам. Итак, слухи, по каким-то каналам просочившиеся в институт, подтвердились. Видимо, были люди, знавшие намного больше…
Когда выяснилось, что атомная электростанция будет строиться на озере Друкшяй, сначала и называли ее Друкшяйская атомная электростанция. Только позже руководители республики попросили переименовать ее в Игналинскую АЭС.
В Комиссии по атомной энергетике
В созданную по инициативе акад. А.Жукаускаса Комиссию по атомной энергетике при Президиуме Академии наук ЛССР приглашаются специалисты разных областей. Мне досталась должность научного секретаря. Основное предназначение комиссии сфор-мулировано в указе Президиума Академии наук - “составить планы научно-исследовательских работ, связанных со строительством Игналинской АЭС, а также координировать их осуществление”.
Незамедлительно была подготовлена программа научно-исследовательских работ на 1977-1980 годы. Позже утверждены республиканские комплексные программы на две последующие пятилетки.
Причины, побудившие к составлению этих программ, следующие: реальная угроза повышенного загрязнения биосферы; перспективы развития атомной энергетики; научная и практическая незавершенность системы охраны окружающей среды; стремление к надежному и экономичному функционированию энергетических объектов.
Программы предусмотрели анализ базового (фонового) состояния окружающей среды еще до начала работы Игналинской АЭС. Основной принцип программ с экологической точки зрения - это совокупность различных элементов, поэтому объектом исследований избран биоценоз и соответствующие ему части атмосферы, гидросферы и литосферы в регионе АЭС.
Я, как научный секретарь по атомной энергетике, участвовал в подготовке трех республиканских программ научно-исследовательских работ: “Внедрение научно-технических средств, связанных со строительством Игналинской АЭС, и обоснование точности радиационного контура строительства” - на 1976-1980 гг.; “Подготовка и внедрение научно обоснованных средств, связанных со строительством и эффективным функционированием Игналинской АЭС” - на 1981-1985 гг.; “Подготовка и внедрение научно обоснованных средств, гарантирующих эффективное функционирование Игналинской атомной электростанции” - на 1986-1990 гг. (проще - программа “Игналинская АЭС”; я был назначен ее ответственным исполнителем). Кроме того, была подготовлена перспективная комплексная программа до 1995 года, предусматривающая радиационные и экологические исследования в регионе Игналинской АЭС.
В подготовке программ участвовали определенные институты Академии наук Литвы. Больше средств хотелось получить из республиканского бюджета, но основная часть работ проводилась по договорам с союзными научно-исследовательскими институтами.
Недоверчивые люди, прочитавшие все это, могут усомниться в ценности проделанной работы: мол, кто платит, тот и музыку заказывает… Но я, в свою очередь, не сомневаюсь в честности людей, принявших участие в исследованиях. Важно то, что впервые в мировой практике были проведены исчерпывающие радиационные и экологические исследования в регионе строительства атомной электростанции, т.е. еще до начала ее эксплуатации. Рабочая группа, которой я руководил, подготовила документ “Состояние окружающей среды вокруг Игналинской АЭС”. Документ был представлен еще до пуска электростанции.
Комиссия по атомной энергетике ознакомилась с проектом ИАЭС. Предполагаемый в проекте сброс низко радиоактивных жидких отходов в водоносные горизонты земли на территории электростанции вызвал наше серьезное сопротивление. Усилиями гидрогеологов республики была подготовлена мотивированная справка, выражающая нашу позицию, организовано много встреч, дискуссий и мы победили.
В 1978 году ведомства СССР запретили захоронение на атомных электростанциях жидких радиоактивных отходов. Видимо, Литва помогла и другим территориям в том, чтобы не стать заложницами воздействия радиоактивных веществ.
Гидрофизические и гидрологические исследования озера Друкшяй начались в 1975 году, когда началось строительство и производились земляные работы, поэтому нет полных данных о дикой природе этого уголка Литвы. С 1975 года и по сей день (думаю, что так будет и в будущем) для понимания причин и факторов, определяющих динамику изменений компонентов окружающей среды, накапливалась всесторонняя информация о живой и неживой природе в зоне возможного воздействия ИАЭС. Важно то, что здесь, в восточной части озера предполагалось “с подветренной стороны” установить автоматизированную систему контроля радиоактивной загрязненности атмосферы. Система принадлежала бы Институту физики Академии наук Литвы и являлась бы оппонентом системы ИАЭС, подчиненной союзным институциям. Под руководством заведующего сектором атомных электростанций Института физики Академии наук ЛССР Р.Ясюлениса была создана математическая модель распространения радиоактивных веществ в атмосфере в зависимости от метеорологических условий. Введенные в компьютер сведения о расположенных вокруг Игналинской АЭС датчиках, а также метеорологические данные позволяли вычислить, где, когда и в каких дозах могут подвергнуться облучению жители Литвы.
Но для того, чтобы предложенная модель оправдала себя в каждодневной среде, а результаты были достоверными, требовалось одно единственное измерение - из вентиляционной трубы Игналинской АЭС. Здесь мы и столкнулись с наибольшими трудностями. Первоначально категорически протестовал руководитель “Средмаша” П.Славский, что и вызвало наше недоверие к проводимым самой ИАЭС измерениям, хотя они и выполнялись обособленной от ИАЭС дозиметрической лабораторией окружающей среды.
С приобретением необходимого для лаборатории оборудования мы надеялись расширить измерения радиоактивности на суше и в озере. С 1989 года используется стационарная база экологических исследований на северном побережье озера Друкшяй. Мне пришлось позаботиться о финансировании строительства, найти и собрать из различных источников около миллиона рублей. Когда я это все сделал, меня оттеснили в сторону.
Далее мы боролись за уменьшение предельной мощности ИАЭС. Замыслы проектировщиков достигали 6000 МВт, а руководители “Средмаша” поговаривали даже о 9000 МВт. На наши аргументы о том, что озеру это не под силу, они возражали: “Поставим градирни!”
В плановом комитете СССР была создана специальная комиссия для установления предельной мощности ИАЭС. Результаты проведенных исследований были основным нашим аргументом. Комиссия согласилась на уменьшение мощности до 4500 МВт, что означает строительство трех блоков, тем более что высшие партийные руководители республики не возражали: или им не хватало смекалки в понимании последствий, или просто не было моральных сил, чтобы сопротивляться.
Наряду с основной моей научной работой все время приходилось решать проблемы, связанные с Игналинской АЭС: обосновать мнение о невозможности захоронения под землей низко радиоактивных отходов (1978); готовить замечания к выводам главной государственной экспертизы комитета государственного строительства СССР о первой очереди строительства ИАЭС (1981); готовить Совету Министров ЛССР предложения о транспортировке использованного ядерного топлива (1982); подготовить замечания к техническому проекту второй очереди Игналинской АЭС (1983); организовать в Каунасе шестую всесоюзную школу молодых ученых и специалистов “Атомная энергетика и окружающая среда” (1984); участвовать в работе Правительства республики, оценивая функционирование Игналинской АЭС и готовя предложения о ее безопасной работе (1986); сделать замечания к проекту Закона об Атомной энергетике СССР и т.д.
Различные справки подготавливались также для республиканского Планового комитета. Например, об использовании в рыбном хозяйстве и парниках воды, подогретой в конденсаторах турбин ИАЭС и сбрасываемой обратно в озеро, о строительстве атомной котельной Вильнюса (вопрос обсуждался в 1985 году) после 2000 года.
Возникали все новые вопросы об ИАЭС, и было ясно, что с течением времени их будет больше. Предлагалось создать специальную учебно-рабочую группу (первое предложение представлено в 1978 году), основной обязанностью которой была бы забота об атомной электростанции, но руководители республики не одобрили такое предложение.
Только по инициативе Комиссии по атомной энергетике состоялось совещание в плановом комитете Литовской ССР по вопросу о подготовке специалистов для Игналинской АЭС. Принято решение, что с 1980 года Каунасский политехнический институт ежегодно будет специализировать 10 инженеров для атомной электростанции. Кроме того, республика направит 7-8 абитуриентов в высшие школы Советского Союза для приобретения других необходимых специальностей.
Кафедре Тепловой энергетики Политехнического института поручается подготовка специалистов, но такое постановление не совсем выполнялось. В 1979-1985 гг. я преподавал некоторые дисциплины, руководил дипломными работами.
В 1982 году комиссия вновь вернулась к вопросу о подготовке специалистов и пришла к следующим выводам: высшие и специальные средние школы республики готовят мало специалистов, в основном у них низкий уровень знаний, что обусловлено скудностью учебной базы Каунасского политехнического института и небольшим числом специализаций.
С 1982 по 1987 гг. на ИАЭС получают назначение 41 дипломант, которые были специалистами по ядерным установкам, но по объективным и субъективным причинам 30 из них так и не приехали. С 1977 по 1987 гг. из республиканских высших школ направляется 131 дипломант, из которых 94 специалиста начали работу, но вскоре многие уехали. Так что среди 3,5 тыс. прибывших извне работников это была капля в море. Сложность адаптации, искусственно создаваемые администрацией препятствия - основные причины нежелания работать на ИАЭС.
Перестройка
С началом перестройки М.Горбачева любители природы вдохнули глоток свежего воздуха - учрежден экологический клуб “Жемина”, объединивший молодых энергичных людей. Сильную реакцию клуба вызвало начало строительства во второй половине 1986 года третьего блока (ядерного реактора и оборудования) ИАЭС.
Противники третьего реактора выступали против всей Игналинской атомной электростанции и, что мне совсем непонятно, против Кайшядорской гидроаккумулирующей электростанции. Борьба с ИАЭС вдохновлялась и такими высказываниями руководителей республики: “Заключительного проекта третьего блока пока еще нет”. (Интервью секретаря ЦК КПЛ А.Бразаускаса “Тиеса”, 23 06 1988).
Устраивается цикл встреч под названием “Что мы знаем об ИАЭС?” с учеными и “ответственными работниками” Правительства и государственных учреждений.
Встречи проходили в жарких спорах, преобладали эмоции и стремление к выявлению реального или воображаемого зла ИАЭС. Дискутировать по существу даже не пытались. Это была акция осуждения. Все жители Литвы побуждались к тому, чтобы сказать “решительное “Нет!” третьему блоку Игналинской АЭС”.
Это было уже и своеобразное выступление против партийной власти республики, которая в лице Первого секретаря ЦК КПЛ П.Гришкявичюса, несмотря на рекомендации ученых, послушно подтвердила строительство третьего блока.
Положение было следующим: с одной стороны - некомпетентные, верные Москве руководители республики, с другой - общество, охваченное азартом скорой свободы, судящее обо всем очень категорично. Было ясно, что некоторые лидеры клуба “Жемина” решили бороться со всей энергетической системой республики. Обвинялись ученые, работавшие в регионе Игналинской АЭС, а полученные ими объективные данные ошибочно интерпретировались и использовались против них самих.
Такое странное положение обратило на себя внимание и работников ИАЭС. “Зато мнение литовских ученых, постоянно сотрудничающих с нашей электростанцией, гроша ломаного не стоит”. (Слова начальника производственно-технического отдела ИАЭС С.Русакова. “Комъяунимо тиеса”, 25 08 1988).
На состоявшемся в августе 1988 года совещании в Совете Министров ЛССР столкнулись два противоположных мнения: Правительство СССР выступало за строительство третьего блока, Правительство же Литвы было против.
Письмо клуба “Жемина” с 44063 подписями, направленное тогдашнему председателю Совета Министров СССР Н.Рыжкову, вызвало приезд представителей Правительства СССР. Но подписи против строительства третьего блока собирались и дальше: через 90 дней уже было 684390 подписей. Акцией руководил член совета клуба “Жемина” С.Лапиенис. Призывалось к тому, чтобы прямо на конвертах писать: “Нет - АЭС!” или “Нет - ГАЭС!” (Кайшядорской гидроаккумулирующей).
Как назло в конце того же года (05 09 1988) на ИАЭС произошло несколько пожаров, которые освещаются газетами и телевидением. Несколько членов инициативной группы “Саюдис” встречаются с руководителями, работают комиссии, все стараются найти конкретных виновников пожаров, но причинами (как и в Сталинские времена) абсолютно никто не интересуется.
И мне довелось осмотреть место пожарища в кабельном коридоре. Люди остаются людьми, ошибки неизбежны и в коллективной деятельности (где действует многократная система проверки друг друга), тем более может проявиться и групповой конформизм. Только комиссия высокого уровня могла сделать профессиональное заключение. К сожалению, этого и не хватало “Средмашу” - системе государства в государстве.
Перестройка всколыхнула и союзные слои атомной энергетики, принудила к этому авария на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года. Зарубежные специалисты искали способы установления контактов со специалистами атомной энергетики Советского Союза. Такие возможности стали вполне реальными, когда Совет Министров СССР принял предложение участвовать в деятельности WANO (World Association of Nuclear Operators - Всемирная ассоциация операторов АЭС).
Чернобыльская авария побудила к созданию подобной организации. Авария показала, что нужна организация, накапливающая информацию о мировой атомной энергетике и объединяющая персонал АЭС. Эту идею высказал и осуществил в 1987 году лорд Маршалл, тогдашний президент Совета центральной компании электричества Великобритании.
Основные деятели организации - сами работники атомных электростанций. Они обмениваются информацией по компьютерной системе WANO и визитами, проводят инспекции “peer”, организуют семинары и совещания, обсуждают вопрос об избежании несчастных случаев и травм, открыто и конструктивно критикуют друг друга, наконец, помогают друг другу оборудованием и денежными средствами.
Лорд Маршалл посещал Литву дважды. Первый раз в апреле 1990 года. Он был обаятельный человек, говорил медленно и ясно, имел огромный политический и практический опыт энергетика, его уважали во всем мире.
С принятием решения об участии атомных электростанций СССР в деятельности WANO у работников АЭС, до этого обреченных на невыезд, появились возможности побывать на Западе. В мае 1989 года директор Игналинской АЭС А.Хромченко подписал декларацию о вступлении в организацию, а в Москве был учрежден региональный центр WANO.
Идея учредителя WANO лорда Маршалла была простой: невзирая на площадь или промышленный потенциал, государства, обладающие атомными электростанциями (особенно с тем же типом реактора), являются партнерами, и здесь конфронтации не должно быть.
Вскоре представился удобный случай - в апреле 1993 года в Токио состоялось собрание организации WANO, которое проводится каждые два года. Бывший первый министр атомной энергетики СССР Н.Луконин (между прочим, раньше он был и директором ИАЭС) и я по западному этикету были приглашены с женами. Расходы покрывали японцы, за исключением дороги до Москвы.
На собрании Игналинскую АЭС, как электростанцию Литвы, должны были принять в члены WANO, меня же попросили коротко выступить на церемонии принятия. Кроме того, я был приглашен в “Japan Press Club” (прежде здесь уже побывали К.Прунскене и В.Ландсбергис), чтобы прочитать лекцию об атомной энергетике Литвы. Клуб обладает авторитетом и влиянием на средства массовой информации. О лекции сообщало японское телевидение, а сопровождавший меня господин Койзуми перевел отзывы, опубликованные в двух японских газетах.
Я не понимаю, почему о расходах этой важной поездки в Литве говорилось так долго и абсолютно неверно. Я обвинялся в том, что за нашу с женой поездку заплатила атомная электростанция, которой, в свою очередь, платили потребители энергии. У меня сохранились все необходимые документы, но клевета опровергнута газетой “Лиетувос айдас” лишь 21 марта 1996 года.
Акция “Кольцо жизни” и эксперты МАГАТЭ в Литве
Опять вернемся к событиям в Литве второй половины 1988 года. Инициативная группа Саюдиса направила письмо в МАГАТЭ (Международное агентство по атомной энергии) с просьбой прислать международную комиссию для проверки ИАЭС. Первоначально представителя МАГАТЭ намечалось прислать в октябре.
В середине сентября в обществе возникла идея проведения у ИАЭС акции “Кольцо жизни”. Председатель Совета Министров В.Сакалаускас и секретарь ЦК КПЛ А.Бразаускас на встрече с членами инициативной группы (А.Бурачас, В.Ландсбергис, З.Вайшвила, А.Скучас) предлагали во избежание ухудшения ситуации отказаться от проведения акции. Кроме того, не было юридического оформления мероприятия. Тем не менее акция состоялась. Около 15 тыс. человек с плакатами в руках выстроились вдоль главной магистрали, ведущей к АЭС…
Акция вызвала отрицательную реакцию со стороны работников электростанции. Они испугались за судьбы своих детей и близких, не осознавая того, что происходит. Удивляла агрессивность и брань некоторых участников мероприятия, направленные против работников АЭС, которые, в свою очередь, не знали, в чем их вина. В основном это были люди, приехавшие за “длинным” рублем, что всегда связано с началом больших строек.
23 ноября Совет Министров СССР удовлетворил просьбу руководства республики (ЦК КПЛ и СМ ЛССР) о приглашении комиссии экспертов МАГАТЭ.
Партийные лидеры тогдашнего Снечкуса не могли равнодушно наблюдать за происходящими в Литве событиями и решили “принять радикальные меры”. Поводом послужил указ Президиума Верховного Совета Литовской ССР “О пользовании государственным языком Литовской ССР”. 2 февраля 1989 года состоялся митинг, на который собралось 20 тыс. жителей города. Его вел (обратите внимание на титул!) секретарь партийной организации Игналинской АЭС от ЦК КПСС А.Кулаков. На митинге выдвигались социальные и экономические проблемы жителей Снечкуса.
На расследование причин митингов и недовольств прибыл вице-президент Академии наук СССР Ю.Велихов. Академик В.Статулявичюс опубликовал открытое письмо к директору Научно-исследовательского института энерготехнического конструирования Ю.Адамову, в котором изложил недостатки реакторов РБМК с точки зрения безопасности.
Снечкус вводит в бой тяжелую артиллерию (на которую потом опирался “совесть Литвы” - К.Уока) - рядовых трудящихся: оглашается открытое письмо сварщика Г.Курякина, которое выдвигало проблемы, волнующие лишь партийных идеологов. В письме, явно продиктованном со стороны, призывалось оказать сопротивление узаконению государственного статуса литовского языка, приостановить демократические процессы.
Обещанные эксперты МАГАТЭ - группа ASSET - на ИАЭС начали работать 20 ноября 1988 года. Впервые в мировой практике были приглашены председатель научно-общественной комиссии по безопасной работе Игналинской АЭС, доктор технических наук Л.Ашмантас и член координационного совета зеленых Литвы Й.Тамулис.
В группе ASSET было семь специалистов. Среди них - работники МАГАТЭ, руководители атомных электростанций, специалисты конкретно исследуемых областей.
Миссия ASSET строго ограничилась тем заданием, которое выдвинула пригласившая организация. Комиссия ознакомилась с фактами всех инцидентов 1987-1988 гг., связанных с уменьшением мощности реакторов. Таких инцидентов было около 80, три из которых, по мнению комиссии ASSET, могли создать аварийную ситуацию на АЭС.
Каждая группа (по два специалиста) изучала один инцидент. Первая группа (специалисты из Англии и Финляндии) изучала случай возгорания кабеля; вторая группа (сотрудник МАГАТЭ из Швеции и специалист из США) расследовала случай прорыва трубопровода; третья - изучала неудачный эксперимент установления коэффициента реактивности, во время которого был автоматически остановлен реактор (сотрудник МАГАТЭ из Югославии и специалист из Испании).
Хотя члены комиссии знали об инциденте еще до своего прибытия, тем не менее, чтобы сложился общий взгляд на АЭС как объект, управляемый человеком, все анализировалось заново.
Итак, группа ASSET состояла из атомщиков-профессионалов, хороших специалистов, понимающих проблемы, которые возникают в атомной энергетике всего мира. Было бы нечестным с моей стороны не оценить заслуг специалистов Игналинской АЭС, которые тоже приняли участие в исследовании. К сожалению, не все зависит от них. Чтобы обнаружить недостатки АЭС, нужно вернуться в далекое прошлое - проектирование, строительство.
Когда комиссия начала свою работу, стала ощущаться психологическая напряженность. Дело в том, что в наше сознание въелся стереотип: комиссия обязательно должна найти виновника и наказать его.
Напряженность быстро спала, т.к. открытый деловой разговор убедил в том, что комиссия помогает в достижении общей цели - избежание инцидентов на атомных электростанциях.
У недоверчивых людей возникнет вопрос: не скрыли ли что-нибудь специалисты ИАЭС?
Могу заверить, что по предложенной МАГАТЭ методике исследований инцидентов ничего скрыть нельзя. Например, выясняется, что инцидент произошел по вине оператора реактора. Нужно ответить на вопрос: почему? Или он не опытен, или слабо подготовлен, или причина кроется в плохих социальных условиях и т.д. Если выясняется неопытность оператора, то расследование продвигается дальше: почему администрация доверила эти обязанности неопытному специалисту, почему несовершенна программа его подготовки, каковы ее основные недостатки, достаточно ли работник зарабатывает, не угнетают ли его бытовые заботы?
Именно в таких направлениях проводится исследование основных причин инцидента.
В исследовательской методике МАГАТЭ, в первую очередь, акцентируется безопасность атомной электростанции, а только потом производство электроэнергии. Итак, “святому” плану советских времен места нет. Логика проста: после инцидента сначала нужно исследовать его причины (а не искать виновника), устранить их и только потом начать эксплуатацию АЭС. Спешить нельзя! А как быть, если зарплата работников зависит от плана?! При экономии копеек теряются миллиарды…
Первый энергоблок ИАЭС был пущен 31 декабря 1983 года, второй - в августе 1987 года. По проекту продолжительность эксплуатации - 25-30 лет, поэтому предусмотренное время функционирования блоков заканчивается в 2010-2015 гг. Вопрос о возможности дальнейшей эксплуатации должны решать лишь специализированные организации после тщательного исследования состояния энергоблоков.
Что же касается реакторов РБМК, то беспокойство вызывает состояние графита, которое зависит от потока нейтронов. На ИАЭС разрешена эксплуатация блоков мощностью 1250 МВт, поэтому и поток нейтронов на 25% здесь больше, чем в реакторе мощностью 1000 МВт. С повышением потока нейтронов понижается длительность пригодности графита.
На основе опыта Ленинградской АЭС можно прогнозировать, что капитальный ремонт (т.е. замена графитных блоков и технологических каналов) на ИАЭС придется проводить через 11-15 лет после начала ее эксплуатации. Можно предположить, что после 1995 года, как это уже делалось в 1987 и 1988 гг., на 4 месяца будет закрыт первый блок. Кроме того, в 1991 году должны были быть получены экспериментальные данные о сейсмичности этого района; существует вероятность, что ИАЭС не будет соответствовать антисейсмическим требованиям, что приведет к постановке вопроса о прекращении функционирования электростанции.
Хотелось бы подчеркнуть, что безопасность атомной электростанции - дело не для политиков. Нельзя путать безопасность работы АЭС и политику, как это произошло 31 декабря 1983 года - пустить первый блок обязательно “по плану” (т.е. в 1983).
Возвращаясь к миссии ASSET, необходимо сказать, что ее специалисты уверены, что в ближайшее время в мире нечем заменить атомную энергетику; аргументов у них достаточно. Только не все понимают, что на такой риск по-разному смотрят большие и малые нации.
Число инцидентов, случившихся на Игналинской АЭС в 1989 году (2-3 инцидента в блоке), является показателем лучших атомных электростанций в мире. В сопоставлении с 1988 и 1989 гг. число инцидентов уменьшилось почти в 10 раз, значит, электростанция может работать эффективнее.
Какова польза миссии ASSET на ИАЭС? Несомненно огромная. Миссия побудила работников ИАЭС сплотиться, ими перенимается используемая ASSET методика анализа инцидентов, расширяется их кругозор. Оказалось, что те же привычные вещи и явления воспринимаются по-разному - обмен мнениями всегда полезен.
Я верю, что с отъездом миссии о работе АЭС начали думать принятыми во всем мире категориями. Усилия в создании своих критериев неправильны и хороших результатов не дадут. Критерии информирования об инцидентах и авариях у нас отличны от привычных в мире: в них преобладают эмоции, а не профессиональное понимание.
С технической точки зрения аварии не зависят от политической системы, если конечно же защищается важнейшая ценность - человек, а не чей-то сомнительный престиж.
Хотелось бы вернуться в 1988 год, когда приезжал представитель МАГАТЭ М.Розен (Rosen). Тогда большой шум возник на пресс-конференции, когда М.Розен сказал, что в Литве хорошая АЭС. Свою мысль он сформулировал слишком лаконично; потом он пытался ее уточнить, но журналисты уже ничего не хотели слышать.
Что же гость хотел сказать словами “хорошая электростанция”?
И на хороших АЭС мира случается по 2-3 инцидента в год (проще - перебои: потерпевших нет, окружающая среда не загрязняется, но всегда нужно что-либо ремонтировать). В год приезда господина Розена этот показатель на ИАЭС не превышался. Именно с точки зрения данного аспекта гость и оценил электростанцию.
На каждой силовой станции в первые 5-8 лет функционирования происходит немало инцидентов. Позже их число уменьшается, т.к. исправляются ошибки проектирования, строительных и монтажных работ, повышается квалификация специалистов. Так было и на Игналинской АЭС.
Но вот с 1988 по 1989 гг. число инцидентов уменьшилось в 10 раз. Можно было только радоваться. Но был повод и для беспокойства: коллектив электростанции был сплочен авторитарным руководством, атаковали зеленые, приглашалась международная комиссия. Не нужно даже быть психологом, чтобы понять, что после долгого напряжения наступает расслабление. Я боялся такого настроя коллектива. К чести работников должен сказать, что они выдержали и остались внимательными, честными, верными своей профессии.
Конференция в Обнинске
Период гласности позволил СССР участвовать в WANO, кроме того, появилась возможность объединиться всем работникам атомной энергетики, основав Общество атомщиков. В Америке подобное общество было основано в 1954 году, а в 1975 году возникло и Ядерное общество Европы. В 1989 году в СССР учрежден организационный комитет, который и объявил об основании общественной организации, объединяющей ученых, специалистов, студентов, занимающихся ядерными исследованиями и выступающих за использование ядерной энергии в народном хозяйстве, в радиационной медицине, в смежных науках и их взаимодействиях.
На учредительной конференции общества мы участвовали вместе с директором Института
физико-энергетических проблем Академии наук Ю.Вилемасом, который впоследствии стал членом президиума центрального правления общества (1993). Я написал себе короткую речь, но т.к. я был представителем “меньшинств”, то говорить не довелось. Но затем я подготовил тезисы доклада для научной конференции 1990 года “Атомная энергетика СССР: проблемы и перспективы (экология, экономика, право)”, выслал их; утешало и привлекало последнее слово в названии - право, т.к. правовые проблемы были особенно важны нам, так долго жившим в неправовом государстве.
Членом организационного комитета был проф. Ю.Корякин, которого я знал, поэтому тезисы приняли, тем более, что он сам был против военно-промышленного комплекса и Министерства атомной энергетики СССР. Он говорил, что “эту отрасль основали и развивали Сталин и Берия, а теперь ею руководят “партаппаратчики”, заговорщики, выступающие против экономических преобразований” (“Независимая газета”, 29 08 1991). Одним из примеров Корякин назвал Литву, которой в 1991 году угрожали отключить энергию, производимую Игналинской АЭС.
Профессор утверждал, что “центр”, прикрывающийся энергетической программой, вел непонятную местным жителям политику, что во многом провоцировало их. “Характерный пример - построенная в Литве Игналинская АЭС. Ее жилой городок Снечкус с многочисленной русской диаспорой стал источником разногласий с местными жителями” (“Независимая газета”, 27 06 1991). Он говорил об этом и раньше.
Конференция состоялась в июне 1990 года в Обнинске. Я тогда был министром энергетики и принял предложение участвовать в конференции. Я написал сообщение, в котором учитывалось настроение тогдашнего общества, и отправился в Обнинск, зная, что там будут присутствовать руководители разваливающейся союзной энергетики, а также, самое главное, генеральный директор МАГАТЭ Х.Бликс (Blix).
На церемонии открытия я критиковал МАГАТЭ в равнодушии по отношению к процессам, связанным с Игналинской АЭС. Досталось и руководителям атомной энергетики. Другие говорившие пытались смягчить мои замечания, особенно критику в адрес Х.Бликса, но он и сам не реагировал - может быть, плохо переводили, а может, он так вел себя по политическим соображениям. После церемонии открытия мы с Ю.Корякиным отправились в секцию, где я начал читать свое сообщение. Прочитал только 1,5 листа, т.к. в аудитории поднялся шум. Я был вынужден уйти. Ю.Корякин проводил меня, извиняясь за непонимание и нетактичность публики.
Между прочим, тезисы я выслал еще 5 сентября 1989 года, а сообщение было бы опубликовано в работах конференции. Но после конференции я получил письмо, в котором говорилось, что для опубликования своих мыслей мне нужно получить разрешение Москвы. Я и не пытался получить подобного странного разрешения, тем более, что Москва уже была в другом государстве. Так как доклад не был заслушан и опубликован, представляю здесь его тезисы, с которыми ознакомились участники конференции.
Ядерная энергетика и отношение к ней в Литве
До перестройки отрицательный взгляд на атомную энергетику не высказывался публично, а скрывался в сердцах людей. Критика деятельности “старшего брата” привела бы к получению этикетки “националиста”, а это было самым страшным проклятием. Подобную правду мой народ хорошо осознал в период активного “воспитания” в 1940-1941 и 1945-1953 гг., заплатив высокой ценой. Во время немецкой оккупации тоже воспитывали, но с меньшими потерями. Иначе было до перестройки, когда дети отвечали за “грехи” своих отцов - с этой точки зрения постарались местные функционеры.
Исторический период делят на этапы: “пришли немцы” и “пришли русские”. Люди могли сравнить, кто как смотрит на духовные и материальные ценности и на них самих - местных жителей Литвы, сопоставив все с двадцатилетним периодом независимости Литовской Республики.
Нравится или нет, но нам, специалистам по атомной энергетике, каким являюсь и я, такое положение нужно учитывать. Я уже слышу голоса: “Ну, и неблагодарные!” Здесь надо вспомнить, что благодарность, как сказал один философ, - одна из величайших добродетелей, но еще большая добродетель - требовать благодарности в меру.
Проблемы, возникшие в Литве в связи со строительством и эксплуатацией Игналинской АЭС, анализируются в докладе в широком историческом контексте. Учитываются национальные, психологические и эмоциональные аспекты, т.к. мы должны понять, почему неодобривших строительство электростанции людей стали называть “националистически настроенными”, для которых, “борьба с атомной энергетикой - лишь очередной предлог для сплочения”. Как легко теоретикам “слияния народов” разрешить все проблемы!
Неформальные движения в Литве начались с зеленых, позже возник “Саюдис”, у которого были уже другие цели, зеленые же активно заботились об охране окружающей среды республики. Они объединились в клубы, деятельность которых будет координироваться Партией Зеленых. Неформальным движениям всегда присущ национальный аспект, т.к. он неотделим от экономических, политических и экологических проблем.
Чтобы понять происходящие события, нужно обратиться к истории. Все мы знаем, что Литовское государство возникло в XIII веке, а с 1918 по 1940 год существовала независимая Литовская Республика. Семивековая история литовского народа богата событиями, были и раздоры с соседями. В докладе обращается внимание на долгое время скрываемый, но каждому ребенку известный факт запрещения генерал-губернатором Муравьевым литовской печати и школ после восстания 1863 года. Появился особый феномен в истории человечества - книгоноши, которые в течение 40 лет, несмотря на репрессии и ссылки в Сибирь, доставляли в Литву книги, напечатанные за границей, боролись за сохранение письменности и школ. (…)
Краткий обзор истории в докладе заканчивается событиями 1989 года. Все это делается для того, чтобы, как говорили римляне, понять простую вещь, а именно: “люди, не знающие своей истории, всегда остаются детьми”. А атомная энергетика все-таки не детская игра.
Далее анализируется суть первых конфликтов, связанных со строительством Игналинской АЭС. К сожалению, могучее министерство ничего не замечало и вело себя как всемогущий хозяин, не осознавая и сознательно не обращая внимания на то, что Литва - единственное место в мире, где может сохраниться литовская нация.
С самого начала проектирования ИАЭС союзное министерство и Правительство Литвы не поняли друг друга. Грубый нажим, и Правительство уступало. Все делалось с подчеркнутым превосходством и правотой, словно по реплике Суслова: “Мы за Советскую Литву, но без литовцев”.
В докладе анализируется конфликт, возникший из-за захоронения под землей жидких радиоактивных отходов, когда не учитывали спорное по этому поводу мнение местных геологов, придерживаясь правила, что со стороны видно лучше, а местные ничего не знают. Игнорировалась проблема подготовки национальных кадров, все окружала необоснованная секретность. Вывод: подобная бестолковость, сознательное уклонение от реальности привели к тому, что литовцы начали не доверять атомной энергетике. Недоверие привело к недовольству в связи со строительством третьего блока Игналинской АЭС.
В докладе анализируется вопрос о том, почему же Правительство республики потеряло свое превосходство на этой территории и чем вызвано равнодушие к проблемам города Снечкуса.
Исследуются и демографические проблемы города. Теперь уже ясно, что нужно уменьшать иммиграцию. По первому проекту предполагалось 17 тыс. жителей, а сейчас их уже 32 тыс., из которых литовцев только 6-7%. Статус “инородности” Снечкуса исчезнет лишь с повышением данного процента. В районе АЭС много заброшенных хуторов. Одна из причин - психологическая неуютность, недоверие к АЭС.
Особый разговор - о порядке в районе Снечкуса. Здесь появилось много людей, которые везде чувствуют себя как дома только потому, что у них никогда не было своего дома.
Анализируются результаты общественного опроса об ИАЭС, проведенного в конце 1988 года: получено 6,5 тыс. писем, в которых около 700 тыс. подписей.
Обращается внимание и на дискуссии в печати, вызванные строительством третьего блока. Нужно учитывать то, что политическую игру выигрывает не тот, кто опирается на исследования и факты, а тот, кто одобряет мнение общества, даже если оно и ошибочно.
Новому министерству желаю перестать быть государством в государстве, т.к., говоря словами философа Антистена, государство погибает тогда, когда не способно отличить хороших людей от плохих. Уроки, превратившие министерства в государства, это уже подтвердили.
Конфронтация не удалась
Направленная против АЭС агитация зеленых вполне удовлетворяла “Саюдис”. В предвыборной программе “Саюдиса”, принятой на конференции “Саюдиса” Литвы 5 февраля 1990 года, в разделе об окружающей среде находим лишь следующие строчки: “Необходимо дополнительно изучить состояние Игналинской АЭС и если нужно, то приостановить действующие реакторы. О ситуации на электростанции должны подробно информироваться все жители Литвы, которые, в свою очередь, должны иметь право на референдум, решающий будущее АЭС.”
Подобные слова не могли вызвать энтузиазма у жителей Снечкуса, т.к. им был ясен результат референдума: они потеряют работу, а с ней и свое будущее.
Беспокойство жителей и агрессивность начальников ощущались во время визита в Снечкус депутатов Верховного Совета ЛССР. В заданных депутатам вопросах было много вымысла, опасений, требований и необоснованных упреков. Сложилось впечатление, что литовское национальное возрождение многим испортило хорошее настроение.
Верховный Совет ЛССР отреагировал постановлением “О средствах решения проблем Снечкуса” (14 02 1990). Сначала в виде исключения переносятся сроки изучения литовского языка: “в связи с переходом Литовской ССР к экономической самостоятельности” Совету Министров поручается проанализировать вопрос об Игналинской АЭС вместе с Правительством СССР; и наконец, Верховный Совет ЛССР - в который раз! - обращается к Академии наук с просьбой представить предложения “о дальнейшей перспективности Игналинской АЭС”. Организуется комиссия по подготовке предложений об ИАЭС Правительству Литвы. Было решено начать переговоры с Правительством СССР о создании совместного предприятия.
В связи со сложившейся ситуацией, многие жители Снечкуса отказались принять участие в выборах, где выдвигались два кандидата: И.Черемисов (епископ Антоний) и кандидат от небольшой группы людей, по сути, ставленник городского комитета партии С.Пирожков. По окончании регистрации кандидатов И.Черемисов покинул Литву.
Предвыборная программа С.Пирожкова, по мнению некоторых партийных функционеров и единственников, должна была привлечь обещаниями защищать интересы русских и др. национальных меньшинств и решительными требованиями автономии Снечкуса. Тем не менее люди бойкотировали выборы.
Объявление независимости Литвы вызвало реакцию и в Снечкусе. Уже 12 марта состоялся несанкционированный митинг. У микрофонов стояли так называемые идеологические работники, для которых изменение статуса республики означало лишение работы.
15 марта совет рабочих коллективов Игналинской атомной электростанции принял постановление, первый пункт которого требовал “объявить на территории ИАЭС гражданское неповиновение законам и постановлениям сессии Верховного Совета Литвы, признавая их недействительными до тех пор, пока все вопросы не решит Советское Правительство”.
Постановление подписали директор ИАЭС А.Хромченко и начальник смены ИАЭС В.Антипьев.
Доверенное лицо епископа, социал-демократ, главный оператор В.Чудновский говорил: “Литовцев в Снечкусе мало, т.к. КГБ тщательно изучал каждую биографию” (“Республика”, 28 03 1990).
Акцию подстрекательства выполняла и газета “Советская Литва”, которая печаталась в Белоруссии.
Визит в Снечкус народного депутата СССР Н.Петрушенко немного успокоил подстрекателей, когда он сказал, что “Москва не ждет беглецов с распростертыми объятиями” (“Тиеса”, 05 04 1990).
Многие уже знали о том, что у работников Чернобыльской АЭС, рассеянных по широким просторам страны, нет работы и квартир, что амбициозная программа строительства атомных электростанций - это лишь трагически завершившийся пропагандистский трюк.
Такая сложная ситуация досталась Министерству энергетики. Раздраженных людей явно подстрекали партийные идеологи, получившие одобрение со стороны своих “богов”. Руководство АЭС, до мозга костей верное “Средмашу”, не могло не предположить, что электростанцией будут руководить совсем новые институции, опирающиеся на абсолютно новые принципы.
С образованием Министерства энергетики Литовской Республики, началом деятельности которого является назначение министра 26 марта 1990 года, пришлось искать способы убеждения жителей Снечкуса и работников электростанции поддержать независимость Литвы, добросовестно работать, не поддаваться на провокации, чтобы на станции не произошло неожиданных или умышленных инцидентов. Последняя версия была маловероятной, ведь вряд ли умный человек решится на такое, когда рядом живут семьи работников и близкие. Кроме того, без помощи других один человек не в состоянии что-либо сделать.
Беспокойство жителей Снечкуса вызвала акция “Кольцо жизни”, о которой я уже писал, Закон о государственном статусе литовского языка и акт восстановления независимости Литовской Республики.
Закон о литовском языке особенно обеспокоил пожилых людей. Кроме того, умышленно распространялись слухи о способах его внедрения в жизнь.
Инженерный персонал электростанции воспринимал все с усмешкой, что и понятно: русский язык будет основным языком технических документов ИАЭС до конца эксплуатации блоков. Подобная ситуация регламентируется инструкциями главного конструктора и проектировщиков. Во избежание замешательства, последствия которого непредсказуемы, такой порядок принят во всем мире.
Я углублялся в историческое прошлое русских Литвы, особенно в период независимости Литовской Республики, чтобы начать серьезный разговор с жителями Снечкуса. Подробнее изучил происхождение и деятельность староверов, ознакомился с чертами административного развития Игналинского края и его национально-демографической структурой. Я ощущал огромную поддержку со стороны генерального директора Департамента по национальностям Х.Кобецкайте.
Подстрекатели выдвигали абсурдные идеи, например, призыв к объединению с Даугавпилсом или присоединению к Белоруссии. Дирижером была союзная печать в лице газеты “Известия”, громогласно объявившей о территориальных претензиях Белоруссии к Литве. Пришлось воспользоваться “До-полнительными протоколами, подписанными Литовской Республикой и СССР” (Каунас, 29 10 1939), на основании которых установили границу, и было вполне очевидно, что Снечкус со всей территорией ИАЭС принадлежал Литве (Договор о передаче Вильнюса и Вильнюсского края Литве и о взаи-
мопомощи Литвы и Советского Союза. Москва,
10 10 1939).
Чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, руководители АЭС и представители новообразовавшихся общественных организаций приглашались в Вильнюс. Но руководители в столице не показывались. В совещании с премьер-министром К.Прунскене и членами Правительства приняли участие Союз рабочих, представители организованного в Снечкусе клуба Демократов, “Саюдиса” и депутат Верховного Совета Литовской Республики С.Пирожков. На совещании Пирожков подтвердил существование документа, в котором руководство АЭС объявила о проведении акций гражданского неповиновения Правительству Литвы.
Совещание затронуло следующие вопросы: о выборе для АЭС подходящей формы собственности (акционерное общество или совместное предприятие Литвы с СССР), о подготовке концепции дальнейшего расширения Снечкуса, его национального возрождения, адекватного процессам, происходящим в Литве.
Нужен был противовес городскому Совету, основным контингентом которого являлись члены городского комитета КПСС. В сотрудничестве с Департаментом по национальностям мы организовали Центр национальных культур, который успешно действовал.
Блокада и январские события 1991 года
Вечером 18 апреля 1990 года мне сообщили, что прекращается поставка нефти на Мажейкяйское нефтеперерабатывающее предприятие - сроком на 6 дней. Но это оказалось началом экономической блокады СССР. Блокада продолжалась 72 дня - до 30 июня.
Какова была ситуация?
Второй блок АЭС ремонтировался (плановый ремонт), заканчивался мазут в Электренай. А ГРЭС, как один из независимых источников энергии, должна функционировать ради безопасности ИАЭС. Мы послали телеграмму руководителям СССР (здесь и далее не редактировано).
“Президенту СССР Михаилу Горбачеву и Председателю Совета Министров СССР Николаю Рыжкову.
В связи с тем, что Советский Союз прекратил поставку нефтепродуктов в Литву, закончились запасы топлива на государственной районной электростанции, которая является слагаемой частью гарантийной системы безопасности ИАЭС. Остановка ГРЭС может вызвать аварию на атомной электростанции, поэтому необходимо будет остановить и АЭС, что приведет к нарушению подачи электроэнергии потребителям и к расстройству хозяйственной деятельности в Литве и в Калининградской области. Пресечение возможных непредсказуемых последствий зависит от ваших решений о поставке топлива электростанциям.
Премьер-министр Литовской Республики
К.Прунскене.”
Другую телеграмму, подписанную министром энергетики, мы послали в МАГАТЭ и в Ядерное общество Европы (European Nuclear Society). В телеграмме констатировался факт того, что “Предпринятая Советским Союзом блокада Литвы не гарантирует безопасной эксплуатации Игналинской АЭС, это создает угрозу аварийной ситуации”.
30 мая в Электренай работали два агрегата мощностью 150 и 300 кВт, которые расходовали около 1200 тонн мазута в сутки. 20,5% недостающей электроэнергии закупалось в Латвии (в основном транзит из Эстонии) и 5,5% - в Белоруссии. На 44-ый день блокады в хранилище оставалось 15600 тонн мазута. Сколько еще будет таких дней? В начале блокады предполагали, что в худшем случае месяц…
В первые дни блокады были перебои в первом блоке АЭС - их устранили. Второй блок должны были пустить 20 мая, но руководство АЭС по указанию ведомств СССР вело политическую игру, и сроки пуска были перенесены на 8 июня. 2 июня, в субботу, мы вздохнули свободнее - в Литву “прошло” 14 тыс. тонн мазута.
Как мы выдержали блокаду?
Мне кажется, у руководителей СССР советники были не самого высшего класса, и блокада вредила не только Литве. Во-первых, на нефтеперерабатывающих предприятиях СССР накопилось немало мазута и нужны были партнеры для его реализации. Во-вторых, на заседаниях комиссии по блокаде точные цифры не объявлялись - слишком широкий круг слушателей. В-третьих, энергетики ГРЭС и раньше умудрялись припрятать одну другую тонну от союзных ведомств (слава Богу, что об этом не знал наш государственный контролер, иначе пришлось бы каяться перед Москвой). В-четвертых, видимо повлияли телеграммы руководству СССР и ведомствам России о возможном прекращении подачи электроэнергии в Калининградскую область.
Как и в жизни, все здесь перевернулось с ног на голову: обруганный и оплеванный монстр АЭС, хотя и со скрипом помог во время блокады.
Тогда в Литве не хватало продуктов, особенно мяса. Это касалось и Снечкуса. Директор АЭС Хромченко понял, что продуктов не достать. Появилась возможность заслужить благосклонность тамошних работников, ведь не было оснований для обвинения работников АЭС в плохой работе.
Сейчас уже можно признать то, что в Снечкус поставлялось продуктов, в первую очередь, мяса, больше, чем в среднем по Литве. Официально подобное решение не принималось во избежание разговоров о заискивании, коленопреклонении перед русскими или Москвой. Этой проблемой мы занимались вместе с министром торговли А.Синявичюсом, и, я думаю, удачно, т.к. такая забота означала для снечкусцев не только благосклонность Правительства, но создавался и благоприятный образ Литвы, что отразилось во время январских событий 1991 года.
До января 1991 года серьезных бед с ИАЭС не было. Исключение составляют лишь ограниченные поставки нефтепродуктов, которые могли привести к нарушению движения автобусов, перевозящих работников ИАЭС из Снечкуса на электростанцию и обратно.
Когда начались январские события, поведение большинства депутатов Верховного Совета спровоцировало поведение снечкусцев и помогло оправдаться перед историей в свержении первого Правительства.
Ситуация складывалась следующим образом.
8 января 1991 года, вечером (17.30), конференция трудового коллектива ИАЭС приняла резолюцию и выслала ее президенту СССР М.Горбачеву и председателю Верховного Совета Литвы В.Ландсбергису. Резолюцию подписали председательствующий на конференции А.Стельмах и секретарь В.Антипьев, ее одобрили 809 работников. Резолюция поддержала прежнее обращение подобного содержания предприятий Вильнюса и Клайпеды (по инициативе “Единства”) и выдвигала следующие требования: отмена Верховным Советом Литвы постановления ? 4 от 4 января 1991 года (о повышении цен - Л.А.); подготовка и осуществление системы компенсаций; отставка Правительства и роспуск Верховного Совета, т.к. он ведет “антинародную политику”; установление договорной цены за производимую АЭС электроэнергию, а с повышением розничных цен в Литве увеличить заработную плату работников АЭС (за счет производства электроэнергии Литве); сохранение приоритетного уровня зарплат.
В последнем пункте делается реверанс “великой родине” - для нее можно работать за бесценок, а если платит Литва, то вообще бесплатно.
Далее в резолюции выражается просьба к президенту СССР М.Горбачеву “принять меры” и защитить социальные и гражданские права работников ИАЭС, жителей Снечкуса и Литвы… Это показало, что идеи мессианизма в сознании “старших братьев” еще сохранялись. И далее - беспрецедентный случай в истории атомной энергетики - угроза забастовки: “Коллектив ИАЭС вынужден будет объявить забастовку и ограничить подачу электроэнергии потребителям Литвы”.
Руководители и организаторы конференции отлично понимали, что резкое прекращение подачи электроэнергии вызовет беспокойство: это оценивалось бы как системная авария и ее последствия ощутились бы не только в Литве; такая ситуация была бы на пользу неуспокаивающимся единственникам Вильнюса и Клайпеды.
Помня о серьезном воздействии всего этого на жителей Литвы, через год (8 01 1992) подобным, но воображаемым сценарием угрожал премьер-министр Г.Вагнорюс (об этом буду писать подробнее - Л.А.), сваливая всю вину на энергетиков, чем и спасал свою пошатнувшуюся репутацию экономиста!
Видимо, участники конференции попали под влияние эйфории, или думали решить все проблемы революционным путем, что даже не предполагали об опасности. Ведь если бы прекратилась подача резервной электроэнергии на АЭС из независимого источника (из ГРЭС), последствия возможных аварий и инцидентов были бы непредсказуемы. Размеры угрозы осознавались лишь профессионалами.
Телефонные разговоры с директором ИАЭС А.Хромченко с каждым разом усложнялись и ничего хорошего не обещали.
Забастовочный комитет ИАЭС был не мифическим, а реальным, были известны фамилии всех 12 его членов, среди которых два равноправных лидера: председатель комитета профсоюзов А.Стельмах и начальник смены АЭС В.Антипьев - человек, занимающий такую должность, был особенно опасен. В комитете был и депутат Верховного Совета Литвы С.Пирожков…
Обеспокоила новость о том, что 16 января в
18 часов забастовочный комитет принял решение отключить две линии по 330 кВт. Главный диспетчер Правления диспетчеров северно-западного объединения М.Вонсович пишет: “Ув. директору ИАЭС А.Хромченко. Как сообщил тов. Яшунин, забастовочный комитет ИАЭС решил отключить линии электропередач, ведущие в Литву. Правление северо-западного объединения диспетчеров считает такое решение незаконным, грубо нарушающим установленный порядок. Ответственность за отключение оборудования и возможные последствия самовольных поступков падает на лицо, принявшее подобное решение. Объединенное правление диспетчеров категорически протестует и просит руководство электростанции гарантировать нормальную работу ИАЭС”.
Руководитель Северно-западной диспетчерской В.Креслинь посылает директору ИАЭС технически сформулированную предупредительную телеграмму. Главный инженер правления энергетики Литвы А.Стумбрас телеграфирует: “В связи с тем, что у ИАЭС остался лишь один резервный трансформатор, считаю акцию преступлением против человечества”. (16 01 1991).
Обеспокоился и главный диспетчер единой энергетической системы СССР А.Бондаренко. В посланной в тот же день (16 01 1991) телеграмме М.Вонсовичу и генеральному директору энергетической системы Литвы он пишет: “Категорически возражаю против самовольного отключения линий электропередач. С их отключением уменьшится надежность единой энергосистемы СССР, а также самой ИАЭС. Думаю, что необходимо предупредить о возможных последствиях самовольных действий персонала ИАЭС”.
В тот же день (16 01 1991) в 11 часов мы передали Каунасскому телевидению (Вильнюсское телевидение было занято десантниками) заявление персонала ИАЭС, подписанное 26 работниками. Это были смелые, лояльные люди, которые не испугались забастовочного комитета и осудили забастовку как метод политической борьбы. Они писали: “Атомная электростанция - это не игрушка на политических весах. Забастовки работников атомной промышленности запрещены законами республики и Союза. Оперативный персонал ИАЭС приложит все усилия к тому, чтобы электростанция работала безопасно, без аварий”.
Я действительно гордился этими работниками и радовался тому, что увеличилось число одобряющих наши действия людей.
После телефонного разговора с директором ИАЭС мы передали сообщение в информационную службу Правительства с просьбой чаще повторять его по Каунасскому телевидению. В сообщении говорилось: “Информационная служба Правительства, на основании данных Министерства энергетики, сообщает: слухи о том, что враждебные независимости Литвы силы могут прекратить подачу электроэнергии республике - не обоснованы. В Министерство звонил директор ИАЭС А.Хромченко (в 13 часов) и сообщил, что забастовки не будет. В свою очередь, Министерство энергетики заявляет, что в случае забастовки подача электроэнергии Литве не нарушится”.
Уроки дипломатии
Я немного знал о своем авторитете среди работников ИАЭС и снечкусцев. Этому, видимо, способствовали передачи радио и телевидения, особенно в период блокады. Кроме того, я старался по возможности встречаться с жителями города, выслушивать их и искать пути решения проблем. Я брал себе в помощь и других министров.
Еще 15 сентября 1990 года вместе с министром торговли и промышленности А.Синявичюсом мы отправились в Снечкус. Были здесь и представители Союза рабочих Литвы, которые убеждали снечкусцев в том, что я и А.Синявичюс - самые плохие министры.
Встреча проходила бурно: руководительница Союза рабочих А.Бальсене (негосударственным языком!) под предлогом защиты обиженных возвышала себя. Местные жители не очень поддержали ее прихотливую позицию, т.к. поняли, что из-за плохого обеспечения страдает вся Литва, а снечкусцам жаловаться не стоит. Слова министра А.Синявичюса и представленные им цифры подтвердил директор ИАЭС. Слава Богу, что А.Синявичюсу не нужно искать цифры и даты в записной книжке.
Вторая запомнившаяся встреча с жителями Снечкуса, на которую мы прибыли вместе с министром социального обеспечения А.Добравольскасом, состоялась 3 октября. А.Бальсене и ее команда из Вильнюса на встрече не присутствовали, тем не менее она началась очень бурно. А.Добравольскас поинтересовался: “Уйдем ли мы отсюда живыми?”
Я, конечно же, успокоил его, но ситуация была не из приятнейших. В основном нападали пенсионеры. Наконец, мы наладили контакт с залом, люди успокоились и стали вслушиваться в наши аргументы.
Подобных встреч было много и позже. А тогда, во время январских событий, поощряемый тогдашним своим советником и бывшим политическим заключенным С.Стунгурисом, я решил обратиться ко всем снечкусцам. Мы оговорили тезисы обращения. 17 января в 18 часов диктор несколько раз прочитал обращение, его повторяли и зарубежные радиостанции. Я хотел сам прочитать обращение по радио, но цензор и депутат Верховного Совета В.Чепайтис, указывавший, что пускать в эфир, вообще сомневался в необходимости такого выступления. Он не был бы цензором, если бы не вычеркивал несколько строчек - на этот раз вычеркнул важный абзац…
Думаю, что нужно привести весь текст обращения, т.к. по отзывам снечкусцев оно оказало нужное воздействие на тех людей, которые добросовестно работали и которых не интересовало политиканство. Вот этот текст - вычеркнутый В.Чепайтисом абзац выделен черным шрифтом (напоминаю, что прошло лишь несколько дней после событий 13 января):
“Уважаемые жители города Снечкуса, работники атомной электростанции!
Обращаюсь к вам в этот решающий момент не только для населения Литвы, но и для народов Советского Союза. Реакционные силы, пользуясь экономическими трудностями, пытаются свергнуть законную власть Республики, которую поддерживает подавляющее большинство населения Литвы, признают все прогрессивные политические силы Советского Союза. Эту провокацию осудили правительства многих стран, политические партии, широкая мировая общественность.
Реакционеры, стараясь осуществить свои грязные замыслы, пытаются организовать забастовки, сорвать работу на заводах и предприятиях, нарушить нормальную жизнь населения.
Очень неприятно, что в заговор его зачинщики хотят втянуть и коллектив Игналинской АЭС. Самозванец Миколас Бурокявичюс надеется на то, что ему удастся подстрекнуть к забастовке коллектив АЭС.
В своем выступлении на собрании партийного актива города Вильнюс, переданном по радио 14 и 15 января, он угрожал использовать атомную электростанцию как средство политического шантажа для дестабилизации хозяйства Литвы. Вскоре на этот его призыв откликнулся так называемый стачечный комитет ИАЭС: 15 января в
19 ч. 20 мин. дежурным диспетчером объединения “Лиетувос энергетика” получено сообщение из ИАЭС от имени стачкома “который, опираясь на заявление коллектива станции, решил отключить от ИАЭС потребителей Литвы”.
Соответственно установленному порядку, такие заявки передавать имеет право только администрация станции. 16 января в 13 часов начальник смены ИАЭС заявил, что стачком приостанавливает отключение линий высокого напряжения, соединяющих ИАЭС с энергетической системой Литвы. Это подтвердило и руководство станции.
Нет надобности объяснять, что атомная электростанция является объектом повышенной опасности, что нарушения работы создают угрозу не только окрестным жителям, но и соседним народам, государствам. Ее безопасность обеспечивается не только техническими средствами, но и высокой квалификацией персонала, слаженной работой, строгой дисциплиной. Создание разных организаций, стремящихся к различным политическим целям, междоусобная конфронтация, раздробляют коллектив, дезорганизуют работу электростанции, создают большую опасность ни в чем неповинным жителям. Такая деятельность противоречит признанной международной практике и запрещается. Нам это убедительно напоминает ужасная трагедия Чернобыля.
Поэтому я Вас прошу - не поддавайтесь влиянию стачечного комитета, в который сплачиваются посторонние лица сомнительной репутации, не чувствующие ответственности, не имеющие совести. Я прошу Вас добросовестно и старательно исполнять свои обязанности, обеспечить безопасную и гармоничную работу станции. Этим Вы окажете помощь не только Литве, ее населению, но и всем прогрессивным силам Советского Союза, которые стремятся к согласию и благополучию всех народов, преградить путь восстановлению сталинизма.
Я верю, что вы выполните свой благородный человеческий долг, не опозорите имени русского и других народов, а также будете чувствовать ответственность работника и специалиста атомной электростанции.
Министр энергетики Литовской Республики
Л.Ашмантас”
Неужели ситуация была угрожающей? Может опасность преувеличили?
Первый инцидент
Первый опасный инцидент произошел 11 января. С 20 ч. 25 мин. до 21 ч. 50 мин., т.е. на 1 ч. 25 мин., военные прервали специальную связь энергетиков, и энергосистема Литвы потеряла связь с расположенной в Риге северо-западной диспетчерской. По специальным каналам связи можно передавать информацию, не пользуясь при этом всем известной системой сообщений. 15 января энергетики воспользовались этой линией связи, чтобы передать свое обращение М.Горбачеву, другим республикам. В Неменчине военные ворвались в бункер штаба гражданской обороны, в котором проходит кабель специальной связи...
Итак, нас изолировали, но рижские диспетчеры сообщили обо всем в Московский диспетчерский центр, который, в свою очередь, передал руководству СССР, после чего связь восстановили.
Все понимали угрозу опасности. В это время суток повышается потребность электроэнергии (вечерняя потребность), поэтому повышается мощность электростанций, и, если производство не соответствует потребностям и процессы не контролируются, то существует реальная угроза аварийной ситуации. Риск повысился...
Ситуация усложнялась тем, что с 5 июня 1990 года функционировал лишь один резервный трансформатор, другой ремонтировался. Опасность технической ситуации понимали только квалифицированные специалисты, профессионалы, и, как видим, их мнение вызвало реакцию политического руководства. В тогдашнем Советском Союзе мнение профессионалов было весомым.
Кроме того, директор ИАЭС А.Хромченко сообщил мне о том, что 15 января (день похорон жертв январских событий) будет отключена линия электропередач высокого напряжения.
Уже было ясно, что директор ИАЭС стал орудием в руках политических авантюристов и его нужно заменить. Тогдашний ЦК КПЛ еще раньше обсуждал вопрос о возможной замене за непослушание, но так ничего и не получилось.
Министерство атомной энергетики и промышленности СССР, руководство по надзору за безопасностью атомной энергетики СССР получили письма, в которых характеризуется ситуация и предлагается: перевести директора ИАЭС А.Хромченко на другую электростанцию; деполитизировать коллектив АЭС, - т.е. запретить деятельность каких-либо партийных организаций; вопрос кандидатур руководителей электростанции обсуждать в Министерстве энергетики Литовской Республики.
Тревожные письма, взывающие к совести, профессионализму и мудрости, направили и тогдашнему председателю Общества атомщиков СССР акад. В.Велихову, а также директору Московского отделения Международной ассоциации атомных электростанций Б.Прушинскому.
Письма направлены президенту Ядерного общества Европы (я был его членом с августа 1991 года) Жану ван Дьевое (Jean van Dievoet) и директору МАГАТЭ Х.Бликсу. Бликс не ответил и не отреагировал: в МАГАТЭ веским словом обладало СССР, поэтому бездействие Бликса вполне объяснимо. А от Ж.ван Дьевое я получил ответ, датированный
24 01 1991:
“Уважаемый профессор Ашмантас!
Я получил Ваше письмо, направленное мне и док. Хансу Бликсу, о положении в стране, а конкретно, на Игналинской АЭС. Письмо не было для меня неожиданностью, т.к. я, как и все другие, мог наблюдать за ситуацией жесткого вмешательства, приведшего к невинным жертвам.
Какими бы ни были политические потрясения, атомная электростанция не должна быть средством угрозы безопасности жителей. Любой инцидент или несчастный случай может оказать отрицательное влияние на состояние здоровья людей и положение энергетики во всем мире. Это превышает местные интересы.
Уже очевидно, что мирное использование атомной энергии возможно лишь в демократической обстановке, при соблюдении безопасности. Демократическая обстановка благоприятствует обмену информацией, позитивной критике и добровольно признанной системе регулирования, обоснованной хорошо подготовленным законом об атомной энергетике. Надеюсь, что в законе об атомной энергетике, который готовится к обсуждению в СССР, это основное требование будет отражено.
Верю, что напряженная ситуация в вашей стране и на Игналинской АЭС изменится к лучшему уже в ближайшие недели. Как бы там ни было, я сообщу о Вашей тревоге профессорам Орлову и Гагаринскому, а также проф. Абагьяну”.
Министерство атомной энергетики и промышленности СССР отреагировало созванным заседанием коллегии, на котором обсудило ситуацию и прислало письмо Верховному Совету и Правительству Литовской Республики. Ответа я не получил, потому что в письме излагались жалобы на мои действия как министра энергетики. Содержание письма было следующим (привожу в сокращении):
“Верховному Совету Литовской Республики.
Правительству Литовской Республики.
(...) Как сообщил директор ИАЭС, 17 января ему позвонил Министр энергетики Литвы
тов. Л.Ашмантас и в некорректной, приказной форме потребовал роспуска КПСС на АЭС и в Снечкусе, предупредив о тяжелых последствиях при неисполнении этого. Потребовал явиться в министерство для обсуждения этого и других вопросов взаимоотношений АЭС с правительством Литвы.
Тенденциозные, неприкрыто враждебные, переплетающиеся с явной ложью высказывания по отношению к коллективу и руководителю Игналинской АЭС тов. Л.Ашмантас допустил также в письмах, которые он направил в Минатомэнергопром СССР, Госпроматомнадзор СССР, Московский Центр Ассоциации атомных электростанций.
В связи с изложенным Коллегия Министерства атомной энергетики и промышленности СССР сообщает, что Игналинская АЭС является предприятием союзного подчинения и в своей деятельности руководствуется Указом Президента СССР от 21 марта 1990 г., постановлениями Совета Министров СССР от 22 марта 1990 г. и Внеочередного третьего съезда народных депутатов СССР, Конституцией СССР, а также не противоречащими им законодательными и правительственными актами Литовской Республики(...).
Что касается политических проявлений со стороны коллективов предприятий и жителей города Снечкуса, то это является следствием общей нестабильности в республике, которая во многом определяется позицией парламента и правительства Литвы(...).
Предлагаем осуществить неотложные действия по обеспечению нормальных условий для работы коллективов и жизни населения города Снечкуса, прекратить всякое вмешательство в производственную деятельность Игналинской АЭС без согласования с Минатомэнергопромом СССР, дать соответствующие разъяснения Министру тов. Ашмантасу.
По поручению Коллегии
Первый заместитель Министра
Б.Никипелов.”
Начало официального диалога
Каким бы ни был ответ, важно то, что начался официальный диалог, которого Москва долгое время избегала, и, наконец, признавалось право Литвы влиять на процессы, происходящие на Игналинской АЭС. Письменные документы обладают более магической силой, чем телефонные разговоры.
На заявление коллегии последовала такая наша реакция:
“Министерству атомной энергетики и промышленности СССР
Верховный Совет и Правительство Литовской Республики, рассмотрев ваше письмо (…) от
25 01 1991 по вопросу Игналинской атомной электростанции, заявляет:
Игналинскую АЭС построили на территории Литовской Республики, игнорируя волю населения Литвы и невзирая на возражения наших ученых, которые изложены в письме к тогдашнему первому секретарю ЦК КПЛ А.Снечкусу, а позже опубликованы в иностранной печати.
После аварии в Чернобыле, глубоко взволновавшей весь мир, в Литве также вспыхнула волна опасений из-за неслаженной работы Игналинской АЭС и ее дальнейшего развития. Поэтому пришлось прекратить строительство ее нового блока. Однако Правительство Литвы и далее старалось обеспечить нормальное удовлетворение всех нужд коллектива электростанции и продолжить строительство объектов инфраструктуры города Снечкуса.
К сожалению, в последующие годы часть коллектива электростанции активно включилась в деятельность, направленную против национального возрождения Литвы, процесса ее демократизации. Эти люди принимали участие не только в акциях в Снечкусе, но и за его пределами - в Вильнюсе, Клайпеде и других городах. Даже было предъявлено требование присоединить город Снечкус и его территорию к территории БССР. Такие акции не могли не вызвать возмущения населения Литвы.
Территория, на которой построена Игналинская АЭС, исконно населялась литовцами. Она - часть этнографической Литвы. Это признано мирным договором между СССР и Литвой, подписанным в Москве 12 июля 1920 года, и договором о ненападении и взаимопомощи от 7 октября 1939 года.
Руководствуясь такой логикой можно было бы отнять от многих суверенных республик те территории, на которых построены предприятия союзного подчинения. Но этим требования не исчерпались. Весной 1990 года во время экономической блокады Литвы, были предприняты попытки использовать Игналинскую АЭС как средство политического шантажа - требовалась отставка парламента и правительства Литвы, угрожалось забастовкой, полным прекращением работы станции.
Подобные действия были предприняты и в январе 1991 года, когда Литва столкнулась с экономическими трудностями, которые, кстати, предрешены экономическим кризисом СССР.
В принятом тогда Обращении министра энергетики Литовской Республики Л.Ашмантаса к работникам электростанции говорилось: “Нет надобности объяснять, что атомная электростанция является объектом повышенной опасности, что нарушения работы создают угрозу не только окрестным жителям, но и соседним народам, государствам. Ее безопасность обеспечивается не только техническими средствами, но и высокой квалификацией персонала, слаженной работой, строгой дисциплиной. Создание разных организаций, стремящихся к различным политическим целям, междоусобная конфронтация раздробляют коллектив, дезорганизуют работу электростанции, создают опасность ни в чем неповинным жителям. Такая деятельность противоречит признанной международной практике и запрещается. Нам об этом убедительно напоминает ужасная трагедия Чернобыля”.
Эти слова призывали специалистов ИАЭС к выполнению благородного человеческого долга и в них не было никакого оскорбления.
Правительство Литвы честно выполняет все ею принятые обязательства по обеспечению жителей Снечкуса. Данные показывают, что уровень материального обеспечения г.Снечкуса никогда не был ниже среднего республиканского уровня. Что касается утверждения, будто бы нарушаются права русскоязычного населения, то надо сказать, что в Снечкусе проживает лишь 6% литовцев и они не занимают никаких ответственных постов ни на электростанции, ни в городе, и поэтому не имеют никаких возможностей дискриминировать иногородцев.
Обидно, что эти необоснованные требования предъявляются людьми, приехавшими в Литву несколько лет тому назад и не имеющими морального права требовать от испокон века здесь проживающих отказаться от своего исторического выбора.
Эти требования и угрозы нас беспокоят, так как в стачком входят не только посторонние лица, но и специалисты, имеющие ответственные должности на электростанции и все возможности своим негативным отношением вызвать печальные последствия не только для населения Литвы, но и для ее соседей.
Один из членов стачкома, депутат от Снечкуса С.Пирожков в интервью, данном в местной газете, выразил сожаление о том, что, так называемый комитет национального спасения не осуществил все свои намерения, т.е. не совершил поджога телевизионной башни и здания Печати в Вильнюсе.
Комментарии здесь излишни.
Данные опроса населения Литвы, проведенного 9 февраля 1991 года, в котором приняло участие 84,7% всех жителей, имеющих право на голосование, убедительно показывают, что Литва не случайно избрала путь независимого, демократического развития: 90,47% всех голосовавших высказались за независимую и демократическую Литву.
Правительство Республики готово приложить необходимые усилия для решения всех вопросов, касаюшихся Игналинской АЭС и ее коллектива.
Требование деполитизации станции не означает лишения коллектива или его членов политических взглядов или их изменения, а лишь перенос политической деятельности за пределы станции, ее организации по территориальному признаку.
Вопрос замены руководителя электростанции уже поднимался старым коммунистическим Правительством Литвы. Общепринятая норма - вопрос назначения руководителя союзного предприятия согласовывать с руководством той Республики, на территории которой это предприятие находится.
Закон Литовской Республики о государственном предприятии создает благоприятные условия не только республиканским предприятиям, но и предприятиям союзного подчинения. Поэтому регистрация Игналинской АЭС в Республике не принесет никакого ущерба станции и интересам ее коллектива.
То обстоятельство, что ИАЭС находится на территории, контролируемой Министерством, требует совместного обсуждения и решения всех вопросов работы электростанции, ее использования, удовлетворения нужд коллектива, определения ее места в единой энергетической системе.
Развязка
Директор АЭС, говоря о забастовке с корреспондентом газеты “Московские новости” (01.03.1991) В.Шевелевым, оправдывался: “Я был против... А руководители забастовочного комитета говорили, что “забастовка была бы символического характера”. Но некоторые работники выступали открыто: “Забастовка задумана не на электростанции. Кому-то было выгодно “прижать” Правительство Литвы”...
Вспомним тогдашнюю ситуацию в Литве. 8 января из Пскова в Литву перебрасывается дивизия воздушного десанта. 11 января член бюро ЦК “платформистов” Ю.Ярмолавичюс объявляет о создании комитета национального спасения. В подходящий момент появились и категорические резолюции проведенной забастовочным комитетом конференции.
Снечкус тогда расценивался многими, в том числе и депутатами Верховного Совета, только как пятая колонна, готовая ударить в спину.
Между тем, стремления Литвы к Свободе поддерживались и в Снечкусе. В первую очередь клубом Демократов, который в своей газете “Альтернатива”, распространяемой в основном в Снечкусе, опубликовал следующее обращение: “Мы, члены клуба Демократов и других общественных организаций Снечкуса, обращаемся к тем, кому Литва стала родиной. Будьте сдержаны! Не бастуйте!”
Митинг состоялся и в Москве, в союзном Институте теоретической и экспериментальной физики, коллектив которого обратился с письмом к персоналу ИАЭС:
“Попытка втягивания коллектива ИАЭС в политическую борьбу, объявление забастовок является ничем иным как только безрассудством”.
Уж кто, кто, а они точно осознавали угрозу сложившейся ситуации.
Как я уже писал, диалог начался с Министерством атомной энергетики и промышленности СССР. Диалог продолжался и при обсуждении вопроса о возможности строительства третьего блока ИАЭС. У нас была цель - достижение двустороннего соглашения между Союзным министерством и Министерством энергетики Литовской Республики. Сложные переговоры продолжались около года, но встреча позволила обсудить текущие проблемы и принять решения.
Отношения с ИАЭС были сложными, но возражений по поводу работы я не имел. Я понимал их тяжкое положение, мучительное ожидание того, чем закончится “политическая безурядица” негарантированного социального положения людей “Средмаша”.Нужно было определиться - уехать или остаться.
В середине лета в Снечкусе возникают сомнения в союзной власти. “Жаль, но мы не получили никаких социальных гарантий ни от союзного, ни от республиканского руководства”, - говорит директор ИАЭС на страницах газеты “Литва Советская”
(11 07 1991).
Политическая ситуация начала стремительно меняться после драматических августовских событий в Москве в 1991 году. Стало ясно, что в ближайшие дни СССР признает Прибалтийские республики полноправными субъектами международного права. Министерство атомной энергетики и промышленности СССР и Министерство энергетики Литвы подписывают протокол, в котором констатируется, что “Игналинская АЭС является государственной собственностью Литвы и находится под ее юрисдикцией” (26-27 08 1991).
Постановлением Верховного Совета приостанавливается деятельность Городского совета Снечкуса, пока не выяснятся действия его председателя, заместителя и президиума во время августовского путча в Москве. Уполномоченным правительства назначается А.Лапенас. Члены нового Городского совета должны быть гражданами Литвы, кроме того, литовское гражданство нужно иметь и для участия в выборах.
После путча был уволен долголетний директор ИАЭС А.Хромченко. Он покинул Литву, понимая, что у него могут возникнуть неприятности из-за его враждебной для Литовской Республики деятельности.
ИАЭС стала предприятием особого назначения и наконец-то подчинилась всем законам Литвы. Налоги больше не платили в союзный бюджет, а социальное страхование - объект длительных споров - тоже выплачивалось республике.
Выбор нового директора зависел от решения двух проблем: во-первых, нужен хороший, опытный специалист, во-вторых, сдержанный, уважаемый человек, приемлемый большинству работников.
Чтобы провести опрос, на помощь пригласили социолога Р.Тамошюнене. Мы сформулировали вопросы и 16 сентября я уже имел представление о ситуации и пожеланиях ИАЭС.
Было роздано 1040 анкет, заполнено 468. 223 из опрошенных решили не покидать Снечкус, 187 пока еще не определились, а 44 готовы уехать. Последнее число вызвало беспокойство: 10% - немного, но я не знал, что они за специалисты, обойдемся ли мы без них.
Опрос выявил трех основных кандидатов на пост директора. Двое из них пришли на собеседование, третий - нет, т.к. готовился к отъезду.
Обсудив всех кандидатов, мы выбрали занявшего первое место и мне неизвестного - Виктора Шевалдина. И сейчас я уверен, что не ошибся в выборе.
В анкете были и другие вопросы, некоторые из которых нужно упомянуть. Например, что вызывает наибольшее беспокойство на станции, что необходимо улучшить, исправить здесь в первую очередь?
Оказалось, самое главное - проблема отправления на работу и слишком низкие зарплаты. Также беспокоил вопрос о двойном гражданстве, получение пенсий по старому порядку и, что самое странное, опрошенные обыкновенные работники, в отличие от нашего парламента, понимали необходимость закона об атомной энергетике.
Тяжкое бремя собственности
На первый взгляд все складывалось великолепно: атомная электростанция - достояние и источник энергии - принадлежит Литве. Безопасное функционирование атомной электростанции обуславливалось раньше работой многих союзных структурных подразделений. Теперь без них мы остались один на один с АЭС. Различные организации (конструк-торские, научно-исследовательские), содействующие квалифицированной эксплуатации атомной электростанции, остались в ведении России - преемственницы прав и обязательств СССР. Связи поддерживались, но только договорами о проделанной работе. В мировой практике принято, что компания, продавшая свой продукт - атомную электростанцию, продолжает сотрудничество с ним вплоть до конца ее эксплуатации. Мы пытались получить материалы, оборудование и топливо по старым каналам связи, но постепенно все усложнялось. Но мы привлекали тем, что всегда платили за оборудование вовремя. Большое влияние оказывали и личные связи администрации электростанции.
В Литве надо было создать жизнеспособную структуру руководства, гарантирующую безопасную эксплуатацию электростанции и соответствующую международным требованиям. В противном случае, нас не примут в международные организации, в первую очередь, в МАГАТЭ, а уж тогда нечего ждать международного содействия.
С организационной точки зрения самое важное - кто мог бы перенять право на эксплуатацию и ответственность за электростанцию. Министерство энергетики не могло по двум причинам: во-первых, в самом министерстве не было специалистов (сам министр всего не охватит), во-вторых, в ведении министерства не было научно- исследовательских организаций и институтов проектирования и конструирования. Они, как известно, по щучьему велению не появляются.
Важнейшая цель эксплуатирующей организации, наряду с производством электричества и тепловой энергии, - гарантировать безопасность атомной электростанции на все этапы жизненного цикла (выбор площадки, проектирование, строительство, период эксплуатации). Организация отвечает за эксплуатацию АЭС, но непосредственная ответственность ложится на плечи администрации электростанции.
Надзор за безопасной эксплуатацией АЭС выполняет регулирующая институция (в Литве - Государственная инспекция по безопасности атомной энергетики), не подчиняющаяся эксплуатирующей организации.
Такая структура принята во всем мире и ее нужно придерживаться, иначе в государстве возникают политические проблемы, и работникам этих объектов не оказывается ни интеллектуальная, ни материальная помощь.
Чтобы государства мира, обладающие ядерными установками, оказали помощь, необходимо примкнуть к международным конвенциям и договорам, принять соответствующие законы и организовать структуры, проверенные в мировой практике. Привели в порядок некоторые юридические формальности, после чего выяснилось, что всем вполне приемлемо, если эксплуатирующей организацией будет не структура чужого государства, а сама атомная электростанция, т.к. только там достаточно специалистов и опыта.
С 1 декабря 1991 года Министерство энергетики обязало ИАЭС выполнять функции эксплуатирующей организации, а на себя возложило ответственность учредителя. Но у министерства не было нормальных условий работы, отсутствовала даже надлежащая связь с ИАЭС, поэтому на заседании Правительства (02 12 1991) я объяснил, что при таких обстоятельствах министерство не может брать на себя ответственность за использование и безопасность атомной электростанции. Вскоре я получил выдержку из протокола заседания Правительства, подписанную Г.Вагнорюсом:
“В связи с заявлением министра Л.Ашмантаса об условиях работы Министерства энергетики.
Учесть заявление министра энергетики Л.Ашмантаса об обязательном создании Министерству энергетики соответствующих условий труда и возможности гарантировать ответственность за дальнейшую эксплуатацию и безопасность ИАЭС”.
Но последующие события показали, что это был лишь пример классического извинения и ничего неделания.
Еще 18 октября 1991 года постановлением Правительства мы учредили государственную инспекцию по безопасности атомной энергетики, которая функционировала с 1 ноября. Важно было найти специалистов, т.к. в отношении их действовало требование знания государственного языка.
Мы понимали, что не сумеем одни эксплуатировать АЭС, поэтому искали связей и поддержки. Но разговор с нами, как уполномоченными Литвы, обладающими атомной электростанцией, начался только после августовского путча в Москве.
В начале октября свое сотрудничество в обеспечении безопасности реакторов РБМК в Балтийском регионе предложила Швеция. Я сразу отправился в Швецию, где встретился с руководителем инспектората атомной энергетики Швеции Л.Хегбергом (Ho gberg) и познакомился с будущим долголетним помощником и другом Литвы Нистадом (Nistad). Надо было спешить, чтобы не попасть под общий зонт СССР, тем более что наши проблемы, по сравнению с СССР, были специфическими - мощность реактора АЭС отличалась от ранее построенных в Союзе.
В тот же месяц, но уже в Москве, специалисты Института энергетики Литвы и представители СССР подписали протокол о сотрудничестве со Швецией.
Такие благоприятные события и сложившееся впечатление о возможности эксплуатации атомной электростанции, хотя и с трудом, но без помощи СССР, в Литве не всем понравились.
28 октября Правительство Литовской Республики получило “Публичное письмо”, которое подписали государственный контролер К.Уока, председатель Союза рабочих А.Бальсене, вицепредседатель Союза ученых Литвы А.Бикялис и депутаты Верховного Совета В.Повиленис, Н.Медведевас, Б.Недзинскене (ныне покойная), Р.Озолас, Е.Клумбис, С.Печелюнас, А.Симутис, В.Чепайтис, Р.Гаяускайте, А.Сваринскас.
Не знаю, кто был инициатором письма (можно лишь предполагать из того, что оно написано на бланке департамента государственного контроля Литовской Республики), но он явно воспользовался доверчивостью некоторых людей.
Так как письмо было публичным, я тоже ответил публично - через газету. Мой ответ “Процветание дилетантов” был опубликован в “Республике”
(14 11 1991).
Далее хочу представить цитаты из письма и устроить полемику.
Полемика с авторами “Публичного письма”
В начале письма пишется:
“Мы, нижеподписавшиеся, ознакомившись (здесь и далее выделено мною - Л.А.) с положением на Игналинской АЭС, констатируем, что Правительство Литвы, а конкретно Министерство энергетики, недостаточно владеет ситуацией на этом объекте. Работники АЭС остаются несвободными ни как граждане, ни как специалисты.”
Отвечаю: во-первых, гражданские свободы предоставляются законодательной властью государства. Так куда же вы смотрите, уважаемые депутаты?
Почему вы решили жаловаться, обвинять других, когда вам самим не все удается? Разве вы не знали, что это русскоязычная диаспора?
Во-вторых, я уже писал о том, что люди работают по усвоенной особой специальности, когда нужно придерживаться принятого во всем мире регламента ради безопасности миллионов людей. Разве такой профессионализм, исполнительность и ответственность означают несвободу?
И в-третьих, что сделали авторы письма для прекращения деятельности подразделения МВД СССР, дислоцированного рядом с атомной электростанцией. Подразделение не только опекало враждебные Литве силы, но и участвовало в преступных акциях.
Говоря о “несвободе”, уместно напомнить и историю службы охраны АЭС. А она такова.
После передачи атомной электростанции в собственность Литвы, нужно было позаботиться и о ее охране. Это не так просто, как покажется на первый взгляд, т.к. средства технической безопасности, по мнению специалистов, уже устарели. Кроме того, большинство людей охраны АЭС были хорошими специалистами и добросовестно выполняли свои обязанности, но не на всех из них можно было положиться.
Я придерживался мнения, что охрана электростанции должна выполняться подразделением Министерства внутренних дел, обладающим нужными структурами и опытом (например, охрана мест заключения). Министерство не хотело дополнительной работы, но после беседы с заместителем министра А.Святулявичюсом, принципиальных возражений не осталось, потребовались дополнительные денежные средства.
Большую инициативу в охране АЭС показывал министр охраны края А.Буткявичюс. Обладая большим влиянием на премьер-министра, чем я, он выиграл, но дальнейшие события показали, что решение не было разумным, кроме того, трудно найти профессиональных (и главное - дисциплинированных!) руководителей.
Я возражал по нескольким причинам. Во-первых, военнослужащие охраны края обосновались в оставленных советской армией казармах. За помещения, занятые нашими военнослужащими, налоги Министерству финансов выплачивало Управление строительства по западному региону. Таких фактов не утаишь, и это вызывало недовольство снечкусцев.
Дисциплина военнослужащих в свободное время не была примерной, возникали конфликты с местными жителями. В первую очередь, из-за девушек, а потом конфликт перерастал в межнациональные стычки. В тогдашнем Снечкусе слухи о такого рода приключениях распространялись быстро, и я беспокоился о возможных трениях среди работников АЭС, не будут ли они чувствовать себя как в концлагере? Вести себя с живущей в Литве иноязычной диаспорой надо осторожно, тем более, что они выполняют трудную и ответственную работу. Испытанные по дороге на работу неприятности могут нарушить внимание и самочувствие.
Но никто не хотел понять, что АЭС - особый объект, а не маслобойня, о чем я не раз говорил. Дальнейшие кражи, особенно меди, с территории АЭС показали, что решение об охране было неудачным.
Тогда никто серьезно не интересовался ситуацией на Игналинской АЭС и вокруг нее. Отчасти и хорошо, потому что вмешательство невежд еще больше усугубило бы и без того сложное положение. (О вмешательстве А.Бальсене я уже писал).
Но вернемся к письму. Далее в нем утверждается, что “большую часть их (работников АЭС - Л.А.) доходов составляют неизвестно по каким принципам выделяемые премии, а общий уровень доходов ниже уровня доходов работников других АЭС бывшего СССР”.
Отвечаю вопросом: почему авторы письма избрали путеводной звездой ими же ругаемый СССР? Кроме того, все там было не так, как они писали. ИАЭС среди 15 атомных электростанций заняла по зарплате 2-ое место (легко сравнивать, т.к. в Литве еще были рубли). Тогда чуть больше зарабатывала Ленинградская АЭС, но Игналинская АЭС немалую долю дохода выделяла на поддержку социальной структуры Висагинаса (видимо, с точки зрения депутатов, если бы эти средства брались из бюджета Литвы, граждане стали “свободнее”?).
По поводу зарплат игналинцев не раз обращались в Министерство Энергетики СССР и в Министерство атомной энергетики и промышленности СССР и требовали повышения тарифов на производимую ИАЭС энергию не только для Литвы, но и для бывших республик СССР. С июля до сентября зарплата обслуживающего персонала и работников электростанции повысилась почти в 2 раза.
Это не секретные цифры. Их можно было проверить в платежных ведомостях. До сих пор не понимаю, почему авторы письма так не поступили: или они были недобросовестными, или их просто наняли для распространения слухов. Оглядываясь в прошлое, хотелось спросить этих “святош”, где они были, когда в печати секли Министерство энергетики за слишком высокие зарплаты? А средний уровень повышался за счет зарплат работников атомной электростанции, т.к. Департамент по статистике не хотел ставить их в отдельный ряд. Но это уже другая тема.
Кроме того, желая улучшения положения снечкусцев, министерство обратилось в Правительство с просьбой разрешить в городе приватизацию квартир на льготных условиях. К сожалению, ничего не получилось, а о дискомфорте жизни в районе ИАЭС (даже электроэнергия окрестным районам продается по сниженным тарифам) говорится много и на всех уровнях. Здесь также долго действовала враждебная Литве пропаганда, и не все избежали ее влияния. Поэтому нужны были выдержка, тактичность, благожелательность.
Хочу обратить внимание на третье обвинение публичного письма: “Эти и другие упомянутые в обращении обстоятельства (хотелось бы узнать, какие? - Л.А.) обуславливают деквалификацию работников АЭС и уменьшение заинтересованности, что, в свою очередь, понижает качество эксплуатационных и ремонтных работ. Это угрожает судьбе нации”.
Отвечаю вопросом: была ли “деквалификация” тогда, когда АЭС была в ведении СССР, или она появилась и буйно развивалась в течении двух месяцев перехода электростанции под юрисдикцию Литвы? Кажется, что авторы склонялись ко второму выводу. Но если так, то разве они не понимали, что их “национальные” рассуждения абсолютно совпали с мнением тех, кто хотел этот кусочек земли присоединить к другим государствам, и тогда угроза исчезла бы?...
Между прочим, шведские эксперты, посетившие атомные электростанции и объекты России, Литвы, Латвии и Эстонии, пришли к выводу, что “квалификация работников атомных электростанций у гостей сомнений не вызывает” (“Известия”,
03 02 1992). Как я уже писал, электростанция функционирует, придерживаясь принятых во всем мире требований строжайшего регламента.
В 1990 году были три вынужденные остановки АЭС (в связи с нарушением какой-нибудь системы), а в 1991 году - до момента получения письма - только одна остановка в самом начале года. С уменьшением числа вынужденных остановок, понижается выброс радиоактивных веществ в окружающую среду.
В цитированных абзацах из “Публичного письма” не было фактов, цифр, показателей, анализа. Ничто не доказывало понимание того, о чем говорят авторы письма. Это просто большевистская демагогия, которую предпринимали авантюристы, чтобы сделать себе карьеру.
В заключении авторы обращаются к Правительству, чтобы оно “публично объявило программу по этому жизненно важному вопросу”.
Отвечаю. Здесь напоминается министерству то, что уже им делалось, даже когда не было нормальных условий. Только нам было странно, что любой шаг министерства должен объявляться на каждом углу. Или снова хотели создать психологическую напряженность, в которой мы жили во время блокады, провоцируемые недобросовестными политиками, когда каждый день о любом действии министерства надо было докладывать не только антиблокадной комиссии, но и Президиуму Верховного Совета Литвы, где собирались и депутаты (которые не могли профессионально принимать решения). Мы не позабыли различные “продовольственные” и другие программы, обманывавшие людей. Реальные программы готовятся не на митинге и не митингу, а в тесном сотрудничестве с компетентными специалистами соответствующих отраслей, а иногда не без помощи дипломатии.
Политиканствовали не все
Кстати, мне так и не удалось образовать энергетическую комиссию из депутатов Верховного Совета. Депутаты должны были сами больше работать, чтобы понять проблемы энергетики. Проще было ловить слухи и сенсации (например, о запасах горючего в блокаду) и быть всезнайкой среди своих близких и знакомых.
Парадоксально, но из-за невежд и дилетантов энергетика Литвы уже в годы национального возрождения (1989-1991) испытала ужасающие убытки. Кому-то, видимо, этого мало, - самозванцы и дилетанты процветают и дальше. Если общество не оттолкнет их в сторону, дальнейший путь нашей независимости, экономики и культуры будет покрыт шипами, так как помимо компетенции нам нужны еще искренние, человеческие отношения, взаимная терпимость и уважение. А атомная электростанция нуждается в умной, заботливой и ответственной человеческой деятельности. В газете литовских энергетиков “Жибуряй” (24 12 1993 - 06 01 1994) директор Игналинской АЭС В.Шевалдин пишет: “Трудным было время, когда распадался СССР и образовывались независимые государства. Люди, приехавшие из России, волновались о том, как на них посмотрит Литва, поэтому в конце 1991 году многие жили в ожидании. Понимая такое положение, руководство Министерства энергетики встретилось с коллективом, выслушало людей и ответило на их вопросы. Особенно все благодарны тогдашнему министру Л.Ашмантасу, который в тяжелый период не раз посещал наш коллектив. Он помог успокоить людей, внушил им, что электростанция, как и работающие на ней люди, нужна Литве, и опытным специалистам ничто не грозит и они будут работать дальше. Коллектив понимает значение своей работы и работает с огромной ответственностью”.
Последнее предложение хорошо подтвердили последующие события. В конце января 1992 года только сами работники электростанции (а не “служащие охраны, полиции и государственной безопасности”, как писал “Лиетувос айдас” 31 01 1992) заметили, что один программист внедрился в работу информационно-вычислительной системы Игналинской АЭС “Титан”.
Это еще раз подтверждает высокую квалификацию специалистов, их профессиональную преданность своей работе. Виновник был арестован, начался суд. Но еще до окончания следствия премьер-министр Литвы распоряжением 18 февраля 1992 года поспешил поощрить работников АЭС, обнаруживших проступок. Ни об инциденте, ни о поощрении министра не спрашивали. На электростанции многие только пожимали плечами.
Поощренные работники не потеряли самоуважения и послали письмо вице-премьеру З.Вайш-виле, который курировал энергетику. В письме говорится: “По нашему мнению, распоряжением премьер-министра переоценивается наша работа, мы просто выполняли служебный долг. Распоряжение слишком поспешно, поэтому просим официально приостановить его действие и вернуться к этому вопросу после окончания следствия”.
Один из поощренных - начальник лаборатории А.Мышко - сказал: “Я лично не сомневаюсь в том, что задержанный виновен, т.к. собрано много доказательств. Но удивляет поспешность такого распоряжения.
Мы думаем, что это связано с какими-то политическими играми, смысла которых мы не понимаем, поэтому просим о приостановлении распоряжения до окончания официального следствия” (“Летувос ритас”, 02 04 1992).
Приличие и юридическое образование этих людей оказались выше, чем у подписавшего распоряжение.
Началом политических игр было публичное письмо К.Уоки и Со, о котором я уже писал. Суд доказал вину программиста, наказал его, но так и не расследовал причин, побудивших его на такой поступок. Может, причины кроются в политических играх? Кому было выгодно, чтобы случай прозвенел на весь мир? А может это был один из этапов в борьбе за абсолютную власть в Литве?
Вопросы не могли не возникнуть, ведь политика провала не прекращалась. Видя, что положение на электростанции стабилизировалось, Вагнорюс искал новые способы нарушения ее нормальной работы. В апреле Верховному Совету Литвы представлен проект законов, который предлагает упразднение Министерств энергетики и здравоохранения.
5 мая 1992 года в Верховном Совете было прочитано заявление, принятое на заседании специалистов АЭС и руководства подразделений, о предложенном Вагнорюсом объединении Министерства энергетики и Министерства здравоохранения.
В заявлении подчеркивается, что с момента восстановления независимости Литвы предприятия Министерства энергетики функционировали стабильнее всего. Отношения Игналинской АЭС и Министерства энергетики обусловлены абсолютным взаимопониманием в вопросах функционирования электростанции. По мнению атомщиков с упразднением Министерства усложнилось бы обеспечение АЭС топливом, техническими ресурсами и сырьем, что ослабило бы экономику Литвы“
(“Тиеса”, 06 05 1992).
Премьер-министр успешно перенял политику подстрекательства, которую раньше начали враждебные независимости Литвы силы. Можно сказать, попытались разрушить энергосистему, начиная с ее основного объекта - атомной электростанции. Вредительство началось с игнорирования электростанции.
В мае 1992 года Г.Вагнорюс был в Швеции, где встречался с министром К.Билтом (Bildt). Предлагаю отрывки из газет “Nucleonics Week” и “Dagens Industri”: “Шведские специалисты огорчены тем, что премьер-министр Г.Вагнорюс во время встречи с Правительством Швеции не упомянул о проблемах Игналинской атомной электростанции и о возможном финансировании работ, хотя Швеция намеревалась выделить около 60 млн. крон (10 млн. долларов), и хотя Г.Липунов (государственная инспекция по безопасности атомной энергетики) и министр Л.Ашмантас об этом информировали.
Премьер-министр Швеции сам напомнил Вагнорюсу эту проблему на пресс-конференции. Теперь финансирование, если Правительство Швеции его подтвердит, изрядно запоздает.”
Итак, за границей проблемы атомной электростанции понимали лучше, чем руководители в Литве. А жаль! Пришлось все начинать с начала. Плодотворное сотрудничество со шведскими специалистами продолжалось, но не без сложностей.
Трудности были обусловлены и тем, что некоторые специалисты АЭС, воспитанные “Средмашем”, смотрели на иностранцев с подозрением, особенно если вынуждены были признать недостатки в проекте, оборудовании или системах. Чтобы растопить лед недоверия, нужны терпение и сдержанность, особенно иностранцам, чтобы не сказать какой-нибудь унижающей реплики в адрес электростанции или ее работников.
Второе затруднение - отношения с организациями, проектировавшими ИАЭС. Получить необходимые документы было почти невозможно, помогали лишь терпеливые убеждения. Но с другой стороны, мы заметили, что не все было по проекту.
Шаги в цивилизованный мир
До начала сотрудничества с иностранцами нашей главной задачей было включение в работу и московских организаций - проектировщиков и конструкторов, чтобы были проверены все союзные реакторы РБМК, сотрудничали все структуры по безопасности атомной энергетики, не прекращались связи с промышленными предприятиями, поставляющими оборудование.
В конце 1991 года Литва и Швеция начали двустороннее сотрудничество в целях улучшения безопасности Игналинской АЭС, т.к. Литве обеспечить себя электроэнергией без электростанции нелегко: всегда не хватает мазута, газа и т.п. Предусматривалось, что сотрудничество будет в трех областях: правительственные организации, фирмы и ИАЭС, технические проекты.
Но для получения и использования технической помощи нужно определиться о так называемой ядерной ответственности. Это означает, что юридическая и имущественная ответственность за ядерную аварию ложится на собственника электростанции и на страну, где она расположена. В первую очередь, нужно было:
подписать Венскую конвенцию,
протокол, связывающий Венскую и Парижскую конвенции,
принимая во внимание Венскую конвенцию, подготовить закон о ядерной энергетике, который должен ратифицировать Сейм Литовской Республики.
Два первых требования не трудно было выполнить, а третье, как увидим, вызвало много затруднений.
Осуществив такие шаги, можно было начать проектирование и улучшение, например, противопожарной охраны. Но проведение изменений в реакторе, улучшение паросбрасывания из активной зоны в устройства системы локализации возможно лишь после подписания с ближайшими странами Декларации гарантированного возмещения убытков (Indemnity Declarations). Швеция готова была помочь.
Иначе говоря, чтобы ИАЭС стала безопасной, Правительство и Сейм должны были уладить все юридические формальности.
Сложилась странная (даже глупая!) ситуация: выяснилось, если мы не выполним все требования, то не получим обещанных 30 млн. экю (ECU), выделяемых на улучшение безопасности электростанции. Надо было оказывать давление на Сейм, чтобы он в конце концов (30 11 1993) вместо закона выдавил несколько пунктов “О вступлении в силу Венской конвенции от 21 мая 1963 года о гражданской ответственности за ядерный ущерб и о применении общего протокола Венской и Парижской конвенции”.
19 марта 1992 года учреждена группа научного анализа безопасности Игналинской АЭС, получено начальное финансирование - только на зарплаты. Руководителем группы назначен приехавший из США ученый и писатель, профессор Каунасского университета Витаутаса Великого К.Алменас.
Задача группы - на основе имеющегося опыта по эксплуатации реакторов на Игналинской АЭС и информации, предоставляемой проектировщиками, анализировать возможные аварийные процессы, предоставлять рекомендации на электростанцию, в министерство и в государственную инспекцию по безопасности атомной энергетики. Мы надеялись, что в будущем группа может стать научной базой по подготовке специалистов атомной энергетики.
Группе поручено выполнение проекта “Барселина” (Шведский Барсебек + Игналина), т.е. методом вероятностей сопоставить второй блок ИАЭС с Барсебек АЭС.
По проекту “Барселина” установили слабые места в технологическом процессе ИАЭС; их нужно было исправить, что повысит безопасность на станции.
Несмотря на такое расположение и поддержку, надо было работать и самим, т.к. странно выглядели бы люди обращающегося за поддержкой государства, которое, в свою очередь, даже пальцем не пошевелило. Поэтому мы решились на приобретение мощной компьютерной техники для анализа технологических процессов. К.Уока увидел здесь нарушение, и я объяснялся в прокуратуре. Видимо, контролер думал, что достаточно только стоять, протянув руку, и небесная манна сама посыплется. К сожалению, в жизни так не бывает: нужно работать, показывать инициативу, а тогда уже и помощь придет.
Обратились к другим государствам с просьбой представить предложения об учреждении в Литве учебно-тренировочного центра для работников ИАЭС. Пока объявили конкурс и нашли средства, прошло более 2 лет. Не все делается так быстро, как хотелось бы.
Свободу восстановили, социалистическое мышление осталось
В начале 1992 года мы были озабочены тем, как накопить средства для прекращения эксплуатации электростанции. Обратились в Правительство (документ № 03-11-366, 09 03 1992 и № 01-11-486,
23 03 1992). 23 ноября 1992 года Правительство А.Абишалы разрешило использовать 1,3% себестоимости электроэнергии на погашение расходов, связанных со снятием с эксплуатации электростанции.
Наибольшее беспокойство вызывало хранилище использованного ядерного топлива: бассейны, расположенные рядом с реактором, были почти заполнены. Пока был СССР, предполагалось, что использованное топливо будет вывезено на сохранение в Сибирь. Но политическая ситуация изменилась, и Дума России приняла закон, запрещающий ввоз использованного ядерного топлива.
Для расширения бассейнов или строительства хранилищ по Санкт-Петербургскому, так называемому “мокрому” проекту нужны были крупные вложения капитала, ибо другой практики в бывшем СССР не существовало.
Суть хранилища в том, что использованное топливо хранится в воде, как и в бассейне у реактора. Вода хорошо охлаждает все еще выделяемое кассетой тепло, которая нагревается за счет расщепления образовавшихся в ней радиоактивных веществ. Но хранить более 20 лет - опасно в связи с коррозией металла, который препятствует контакту ядерного топлива с окружающей средой. Позже рекомендовалось хранилище “сухого” типа: выделение тепла уменьшается, и охлаждения воздухом вполне достаточно.
Согласовав эту проблему с директором ИАЭС В.Шевалдиным, мы обратились к специалистам различных стран с просьбой выяснить: нельзя ли использованное топливо, выдержанное в бассейне более 10 лет, хранить в “сухом” хранилище. Наше предложение оказалось подходящим, позволяющим сэкономить много средств.
Но происходит следующее. Мы не учли того, что в разваливающемся хозяйстве Литвы (или хотя бы в образе мыслей некоторых людей) еще сохранилось хорошо известное в советские времена положение - “не высказываться”. Государственный контролер К.Уока обвинил атомщиков в том, что они “нерационально применяют использованное ядерное топливо” (“Республика”, 22 05 1992).
К.Уока приглашает в Снечкус журналистов. Предлог - “приглашают” работники атомной электростанции, а желание “масс” (роль авангардного класса рабочих) надо удовлетворять. Министра не приглашал, наверное, чтобы не смешать заранее разложенных карт.
Основной оплот акции - председатель отдела Союза рабочих ИАЭС В.Тришевский, оператор реакторного цеха С.Котий и два месяца работающий советником Правительства по вопросам энергетики А.Драгунявичюс. Образование первых двух -десятилетка средней школы. Третий - работал в научно-исследовательском институте не одно десятилетие, но так и не защитил кандидатскую диссертацию. Сейчас, безусловно, он может оправдываться, что не делал этого по политическим мотивам, избегая регалий советской науки, но уже на пороге пенсии он все-таки высказал мне свою мечту о защите диссертации.
На встрече на электростанции Драгунявичюс просто из кожи вон лез, когда и директор В.Шевалдин назвал министра энергетики “серьезнейшим специалистом по атомной энергетике в Литве”.Дело в том, что Драгунявичюс, Уока и др. организаторы акции думали, что использованное ядерное топливо - не до конца сгоревшие дрова, которыми еще можно разжечь печь...
Корреспондент газеты “Лиетувос айдас” А.Алишаускас бросился спасать К.Уоку. Он пишет “(...) технологический процесс АЭС предусматривает повторное использование кассет ядерного топлива. Это не угрожает безопасному функционированию. Другое дело, как они используются. Раньше вовсе не было беды - сколько требовалось кассет, столько и получали. Сейчас времена изменились, все считаем. Кассеты - дорогие (1,5 млн. руб.). Они не совсем используются в гарантийный срок, что обуславливает огромные убытки Литвы: с каждой списанной кассетой мы теряем около 200-300 тыс.рублей. По нашим данным только что списали 8 таких кассет и еще столько же готовится к списанию.
Работники АЭС, видя недостатки, обратились к директору, но до сих пор ничего не меняется. К.Уока также обратился за объяснениями к руководству АЭС. Ответа все еще нет”. (“Лиетувос айдас”, 18 06 1992. Речь не редактирована).
Директор атомной электростанции направил ответ и А.Алишаускасу, но “Лиетувос айдас” не опубликовал его. В ответе говорилось: “Повторное использование ядерного топлива в проекте не предусмотрено (...), “первенство отдается безопасности, а не экономике”.
Но ответ профессионала не удовлетворял агрессивных невежд, шум не прекращался. Депутат Верховного Совета, долголетний работник “Азотаса”, участник устранения последствий страшной аварии М.Високавичюс писал: “Опять решается: эффективнее, дешевле. Еще раз упрекается министр энергетики, ошеломленный дилетантизмом, осмелившийся усомниться в технологической безопасности: повторное использование кассет абсолютно безопасно! И дешевле!”
Обратите внимание: безопасность АЭС гарантирует оператор химического цеха, руководитель (только со средним образованием - Л.А.) политической организации СР (Союз рабочих - Л.А.). Это утверждение, как высочайшую правду, представляет “государственная газета”.
Люди, очнитесь! Скажите мне, что же в таком случае не безопасно в атомных котлах, куда с беспокойством заглядывает весь мир после ужасной Чернобыльской трагедии? Специалисты с мировой известностью оценивают их как бомбы замедленного действия. Или вы уже забыли о том, что несколько лет назад мы собирали подписи и заставили тогдашнюю власть прекратить строительство? А может мы напрасно тогда съехались со всей Литвы, окружили живым кольцом электростанцию, беспокоясь о ее безопасности? Так мы демонстрировали озабоченность, чтобы Чернобыль никогда не повторился на Земле (...). Не дилетантством, а страшной профанацией называю попытки решения технологических вопросов и проблем безопасности отходов на собраниях или пресс-конференциях. (...)
Со времен октябрьской революции известна формула: “Именем пролетариата!” Именем того же пролетариата безопасность гарантирует журналист А.Алишаускас “. Цитирую: “Если К.Уока опять будет прав, министр, ошеломленный его дилетантством, должен очнуться”.
Не надо львиной смелости, чтобы оскорблять министра, впавшего в немилость премьера, тем более в “государственной газете”. Но какой арбитр установит правого, если К.Уока будет не прав?..
Ценю вашу политическую ловкость, ваш азарт в решении важнейших вопросов спорами, господа. Но войдя во вкус, вы начинаете играть атомной картой! Быть ли Литве заложницей атомного ужаса, если АЭС будет руководить не специалист, а контролер? Премьер тоже будет руководить энергетикой? (“Оппозиция”, 1992, № 27/30).
Тревожные параллели
События в Литве заставляли меня думать о Чернобыльской трагедии и о подборе специалистов для этой электростанции. Поэтому далее хочу поговорить именно о ней, воспользовавшись документальным очерком “Чернобыльская тетрадь” Г.Медведева, опубликованным в шестом номере журнала “Новый мир”.
Автор “Чернобыльской тетради” - атомщик-профессионал, когда-то работал на Чернобыльской АЭС и знал многих участников события. Во вступительном слове к очерку академик А.Сахаров пишет: это “рассказ правильного и объективного человека о трагедии, случившейся более трех лет назад, но до сих пор волнующей миллионы людей”.
Процитирую очерк с точки зрения вопроса о кадрах. Вот оценка Медведева:
- Министр энергетики и электрификации СССР А.Майорец - “человек в энергетических, особенно в атомных вопросах не до конца компетентный (...). Сомнительную нравственную позицию А.Майорец заложил в основу своей деятельности с первых месяцев работы в новом министерстве”;
- Заместитель Председателя Совета Министров СССР Б.Щербина - “автоматически перенесший в энергетику методы управления из газовой промышленности”, “навязывая строителям АЭС свои сроки пуска энергоблоков”;
- Начальник ведомства, которое непосредственно руководило эксплуатацией АЭС, Г.Вертенников - никогда не работал на действующей атомной электростанции;
- Директор Чернобыльской АЭС Брюханов - турбинщик, долгое время работал на тепловой электростанции, неплохой инженер, к несчастью - не атомщик;
- Главный инженер Н.Фомин стал “своеобразным атомным Геростатом”, по профессии и должности электрик, жесткий, требовательный руководитель...
“Трудно сейчас предположить, какие резоны двигали Фоминым в те роковые часы, но отключить систему аварийного охлаждения реактора, которая в критические секунды могла резко снизить паросодержание в активной зоне и, быть может, спасти от взрыва, мог только человек, совершенно не понимающий нейтронно-физических процессов в атомном реакторе или по меньшей мере крайне самонадеянный.
Видимо, гипнозу самонадеянности, идущей вразрез с законами ядерной физики, поддались и заместитель главного инженера по эксплуатации А.Дятлов и весь персонал службы управления четвертого энергоблока”.
Факт, что компетентность имеет непосредственное отношение как к качеству и реальности плана, так и к безопасности атомных электростанций...”
Г.Медведев делает вывод: “А привела к этому, (к трагедии - Л.А.) на мой взгляд, в числе прочего, кадровая политика на АЭС”.
Почему так много цитирую?
Совсем недавно газета энергетиков “Жибуряй” писала: “Вспомним недалекие времена, когда перестройкой энергосистемы очень заинтересовался тогдашний государственный контролер (К.Уока - Л.А.), который даже организовал комиссию по чистке кадров энергетической системы (выделено - Л.А.)” (“Жибуряй” 1995, № 5; автор статьи А.Юнявичюс работал в системе Государственного контроля).
Хочется задать несколько вопросов К.Уоке и патриотам из газеты “Лиетувос айдас”: почему вы хотели запрограммировать уничтожение нации, заставляя выслушивать и выполнять указания невежд, чем продиктовано такое поведение - недостатком образования или злым умыслом?
Надеюсь, что подобные вопросы могут возникнуть не только об атомной энергетике, но если все делалось сердечно, но бестолково, то совестливый человек терзается и в душе радуется, что его не послушали.
Я уже писал, что у Литвы появились реальные возможности принять участие в международном проекте “Барселина”, что поможет справедливо оценить безопасность Игналинской АЭС. Сомневающихся в необходимости этого не было. Но чтобы получить поддержку зарубежных стран, надо было подписать с МАГАТЭ договор о контроле ядерных веществ в нашей стране. Любая помощь без договора была бы нелегальной. Договор важен и тем, что обязывает не расширять гонку ядерных вооружений. Этот шаг мы сделали в октябре 1992 года и постепенно вступали в мир, который готов помочь в эксплуатации АЭС.
Но мы, как сказал поэт, дети аграрной страны, запрограммированы варить кашу из сметаны. До посещения Литвы королем Швеции Карлом XVI Густавом произошел инцидент на АЭС - прорвало трубопровод в необслуживаемом помещении второго блока. Страшный шум поднялся в “Государственной газете”, посыпались обвинения во вредительстве и т.д., и т.п. Председатель Верховного Совета В,Ландсбергис, без ведома министра, журналисту газеты “Лиетувос айдас” А.Норкусу (наверное, псевдоним?) излагал:
“Видимо, накануне выборов останемся и без света - останавливается Игналинская АЭС. На первый взгляд - та же серия предвыборных трюков. Страшными были бы такие трюки, т.к. опять ценой горя и мук людей - еще что-нибудь остановилось бы, погасло, а агитаторы опять могли бы обвинять В.Ландсбергиса. Надеюсь, что руководители и специалисты не обманывают меня и премьер-министра, когда говорят о необходимости остановки АЭС на 5 дней. Если бы обманывали и умышленно остановили, то надо бы наказать за это очень строго” (“Лиетувос айдас”, 16 10 1992).
Профессионалы смеялись над такими рассуждениями. Видите ли, если бы нашелся какой-нибудь патриот-доброволец, то его направили бы на исправление трубопровода, даже не остановив блока. Но в необслуживаемом помещении очень высокая радиоактивность, а с прорывом трубопровода она повышается еще в 50 раз.
Не обращая внимания на пожелания высших политиков 10 пункт технологического регламента требует: “Реактор останавливается незамедлительно, если в необслуживаемых помещениях зафиксирована утечка теплоносителя (в данном случае вода - Л.А.) или утечки в трубопроводах и установках”.
В сторону риска...
Работники атомной электростанции внимательно следили за событиями в Литве и делали соответствующие выводы. Определиться было нелегко, но в 1992 году Литву покинули 105 человек, из которых 17 - с высшим и средне-техническим образованием, а среди них - два начальника цехов. 632 специалиста работали в основном производстве, из которых 572 - с высшим образованием.
Жаль, что 419 специалистов с высшим образованием работают рабочими.
С ухудшением экономического положения в Литве по радио послышались всхлипывания премьер-министра А.Шляжявичюса о долгах за ядерное топливо. Как показывает официальный документ, присланный директором АЭС В.Шевалдиным на мой запрос, это неправда. Мы предполагали, что в 1993 году цены на ядерное топливо достигнут мирового уровня, поэтому в 1992 году закупили еще дешевое топливо. Не все оценили невидимую сторону нашей работы - переговоры, а ведь часто можно было торговаться (в первом квартале 1992 года мы сэкономили 154,8 млн. рублей). По-моему, мы достигали таких результатов потому, что старались быть надежными партнерами, рассчитывались с поставщиками вовремя. И на слова А.Шляжявичюса могу ответить: 8 месяцев 1993 года использовалось топливо, приобретенное еще в 1992 году, а когда я покинул пост министра (09 04 1993), у вас было достаточно времени, чтобы позаботиться обо всем.
Ведь и власти понимали, что надо что-то делать, и 17 мая 1993 года был учрежден консультативный комитет по ядерной и радиационной безопасности, в состав которого помимо литовских специалистов (членом комитета являюсь и я) входят атомщики Швеции, Финляндии, России, Великобритании, Украины и Германии.
Уже на первых заседаниях обратились к вопросу о срочном выполнении всех юридических аспектов по ядерной ответственности (в случае аварии). Кроме того, понимали, что техническое обеспечение АЭС и экономическая стабильность обуславливают безопасное функционирование.
Шведские специалисты, выполнившие анализ, установили, что в тариф не включены издержки закрытия и консервации электростанции, подготовки использованного топлива к конечному хранению и, наконец, издержки хранения (эти вопросы выдвигались в Правительстве с первых же лет независимости, но не были учтены). Во-вторых, должны быть предусмотрены дополнительные средства для регулярного ремонта, на закупки запасных частей и оборудования и на улучшение безопасности - ведь безопасность должна заботить нас самих, и, в первую очередь, мы должны заботиться о средствах.
Консультативный комитет обо всем информировал премьер-министра А.Шляжявичюса; состоялась встреча. Но до сих пор все осталось на своих местах. Еще 14 06 1994 в коллективном письме работников АЭС к Сейму, Правительству и министерствам говорилось: “На счету Игналинской АЭС нет необходимых средств”. Это несколько напоминает дергание за хвост льва, когда находишься с ним в одной клетке...
Итак, суммирую: в 1991 году Игналинской АЭС предоставлен статус предприятия особого назначения; самостоятельное предприятие заключает соглашение с государственной энергосистемой Литвы о подаче электроэнергии по установленным Правительством тарифам; электростанция производила необходимое количество электроэнергии, гарантировала безопасность, регулярно платила налоги в бюджет государства, закупало ядерное топливо.
В январе 1994 года была изменена система ценообразования на электроэнергию, обоснованную постоянными производственными расходами. В цену включены расходы на зарплату, государственные налоги (налог на прибавочную стоимость не включен!!!), затраты на транспорт и минимальные строительно-ремонтные работы, цены на ограниченное количество запасных частей и материалов.
В связи с тем, что налог на прибавочную стоимость не включен в ценообразование, а энергосистема Литвы нерегулярно рассчитывалась за произведенную АЭС электроэнергию, осложнилось финансовое положение электростанции. Решение 22 августа 1994 года можно включить в самую глупую книгу решений: “Содра” закрывает расчетный счет ИАЭС. Это означает, что даже если бы деньги и были, электростанция не смогла бы купить необходимое оборудование, материалы, приборы. Итак, вперед - к идиотскому риску! В телевизионной передаче я назвал это помощью номенклатурных профанов обнаглевшей “Содре”. Так и есть - о том что, сколько и каким образом нужно электростанции, решает бывшая партийная номенклатура, у которой нет ни нужного образования, ни смекалки. Сколько можно играть с судьбой?
А сейчас происходят странные вещи. Постановлением Правительства (05 12 1994) электростанция лишается статуса предприятия особого назначения... Ее пытаются передать государственной энергетической системе Литвы и приватизировать. Вмешивается Сейм - и постановление отменяется... АЭС становится отдельным предприятием, но уже не особым...
Это типичный советский менталитет: давайте сделаем, а потом посмотрим, что будет. Правительственные постановления, которые принимаются и снова отменяются, наводят на горькие мысли о Правительстве, если все это в нем выполняется коллегиально.
Приватизацию начали и продолжают правительства, которые не предусмотрели ее последствий, а терпят безвинные люди, среди них и работники атомной электростанции. Надо понять, что их корни в Литве неглубокие, здесь у них почти нет родственников, поэтому им не с кем посоветоваться о том, как использовать инвестиционные чеки. Вместо того, чтобы объяснить все, Сейм умудрился поиздеваться - якобы разрешил за чеки покупать акции энергосистемы... Люди глумятся и только: вы работайте, работайте, давайте свет, а мы вам...
Печальнее всего то, что все эти беды известны высшим должностным лицам Литвы. Ничего не меняется, может быть, потому, что они руководствуются советами непригодных советников, которые не только ничего не смыслят в атомной энергетике, но им просто чужда обыкновенная человечность.
Апрель - май 1995
Ляонас Ашмантас
Атомная электростанция
I глава из книги “Боль свободы”
Корректор Мария Шальтене
Переводчик Ина Диджюлите
SL 1575 1996 08 06
Висагинас
среда, 11 ноября 2009 г.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)